Зависть кукушки

Чувствовала я себя скверно, но надо было вставать, приводить себя в порядок. Вчера я решила бороться за Сережу, и мне было некогда болеть. Собрав волю в кулак, я поднялась на слабые ноги, завернулась в одеяло и побрела на кухню.

В кухне за столом сидели Эдька и Витя Титов. Перед ними на столе стояла сковорода с яичницей, тарелка с крупно накромсанным хлебом и бутылка, которая вчера составляла единственное содержимое моего холодильника. Она была уже пуста, а водка разлита по стаканам. Эдька сидел ко мне спиной, Витя тоже меня не видел, потому что, свесив голову, уныло смотрел в стол и вертел в руке стакан.

У меня под ногой скрипнула половица, Витя вскинул на меня глаза, и лицо его стало испуганным. Эдька тоже оглянулся.

— Во! — ахнул он. — Явление… народу…

— И тебе доброе утро, Эдечка, — сказала я. — Здравствуй, Витя, — кивнула я его собутыльнику. Голос у меня был каким-то ватным. — По какому поводу банкет?

Они оба смотрели на меня странными напряженными глазами и как будто чего-то ждали от меня. И молчали. Молчание тянулось…

— Ладно, — наконец сказала я. — Схожу в душ, а потом вы мне все расскажете.

Я пошла в ванную, на ходу вытащив из шкафа чистую футболку и джинсы.

— Нет, это ты нам все расскажешь, зараза! — визгливо прокричал мне вслед Эдька. — Все-е расскажешь!..

В ванной я разглядела в зеркале свое лицо. Под кожей проступала пара синяков. Ну, Эдька!

Когда я вернулась на кухню, на столе прибавился нарезанный лимон, а в доверху наполненной сахарнице торчала большая столовая ложка. Очевидно, все это изобилие приплыло к нам из закромов тети Жени.

— Жрать будешь? — хмуро осведомился Эдька. — Или невмоготу?

— Невмоготу, — призналась я. — Подташнивает.

— Тогда чай, и побольше… — он придвинул мне кружку чаю с лимоном, сел за стол напротив меня и скомандовал:

— Давай рассказывай. И попробуй соврать — убью!

— Эд, потише, — попросил Витя. Они с Эдькой переглянулись и уставились на меня. Тут даже до моих еще не совсем прояснившихся мозгов дошло: происходит что-то странное. В их взглядах читалось непонятное осуждение и… неприязнь, что ли… Как будто я сделала что-то ужасное, стыдное и теперь должна оправдаться, они ждут…

— Мы ждем, — как будто озвучил мои мысли Эдька.

— Слушайте, ребята, я что-то ничего не понимаю, — сказала я. — Может быть, сначала вы мне объясните, что происходит? Эдя, как вы вчера с тетей Женей очутились у меня? Я что, успела позвонить? Мне стало плохо, но я ничего больше не помню…

— Не помнит она! — взвился Эдька и грохнул по столу кулаком, так, что подпрыгнули все кружки и ложки. — Не помнит! А это ты в беспамятстве накорябала?!

Он схватил какой-то лист бумаги, лежавший на подоконнике и помахал им перед моим носом.

— Эд, спокойнее, — опять попросил Витя и обратился ко мне: — Груня, объясни нам, пожалуйста, что это такое?

Я взяла листок и поднесла к глазам. Это был обычный лист бумаги для принтера. Пачка такой бумаги лежит у Сергея в столе. Несколько строк, отпечатанных на принтере, шрифт крупнее обычного. Это было немного похоже на объявление, какие лепят на дверях подъезда. Я стала читать.

«Прошу в моей смерти никого не винить. Я ухожу добровольно, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Сережа, любимый, надо во всем признаться, раскаяться. Мы с тобой натворили много бед. Молю бога, чтобы на том свете он позволил мне встретить Володю, Юрия Григорьевича и Наташу и вымолить у них прощения. Покайся и ты, и бог нас простит. Твоя Гретель».

Я прочитала этот странный текст и подняла глаза на парней. Это что, шутка такая? Изощренное издевательство? Нет, они не способны на такое, даже хамоватый и циничный Эдька, не говоря уже о Вите… Они смотрели на меня, у Эдьки было злое и непримиримое лицо, а у Вити — тревожно-недоумевающее, и они действительно хотели, чтобы я объяснила…

— Откуда это?.. — с трудом выговорила я. Больше ничего сказать я не могла, у меня не было ни слов, ни мыслей, только дикий ужас перед чем-то непонятным. Я что, схожу с ума?..

Наверное, выражение моего лица было красноречивее слов, потому что Витя сказал:

— По-моему, она ничего не понимает. Эд, расскажи ей…

Они снова переглянулись.

— Думаешь? — спросил Эдька.

— Что-то тут не так, — сказал Витя, внимательно глядя на меня. — Расскажи все с самого начала, и будем разбираться вместе…

Эдька поморщился, посопел и поведал странную, почти мистическую историю:

Вчера вечером, когда Эдька и тетя Женя мирно сидели на кухне за ужином, совершенно неожиданно упала картинка, висевшая на стене над кухонным столом. Эту картинку, маленький этюд, изображающий гроздья красной смородины в густых темно-зеленых листьях, я когда-то подарила тете Жене на Восьмое марта. Тете Жене этюд очень понравился, и она повесила его там, где чаще всего пребывала — в кухне, над обеденным столом. Там картинка и висела мирно несколько лет, а вчера вдруг по непонятной причине упала. Эдька уверял, что это случилось из-за него, дескать, он так кашлял, что тряслись стены. Но я убеждена, что картинку сбросил со стены мой ангел-хранитель, потому что, если бы она не упала, я уже была бы мертва…