Заводской район

...Сегодня утром он дремал в институтском автобусе. Институт онкологии стоит среди соснового леса, в двух десятках километров от города, и весна, которая уже началась в городе, здесь еще не чувство­валась. Лаборатория у Аркадия была такая маленькая, что, сидя на стуле, можно было дотянуться до любого предмета в ней. За спиной в углу стоял баллон со сжиженным газом, и от него вдоль всей стены тянулся спектрофотометр. Над письменным столом на самодельных полках до потолка лежали справочники, книги и катушки кардио­грамм. Слева у ног была смонтирована центрифуга, когда ее изредка включали, то от ее грохота весы под стеклянным колпаком теряли точ­ность.

Справа за окном был виден лес. Низко над соснами, разворачи­ваясь в полете веером, пролетела стая ворон, черных в белесом небе. Аркадий слушал их нервное весеннее карканье и ничего не делал.

Его работа, длинное название которой начиналось со слов «К во­просу о влиянии...», а дальше состояло из терминов иностранных, опре­деляющих, какие именно вещества и при каких условиях влияют на состояние других веществ,— эта работа, двадцатая или тридцатая в его жизни, и по методам своим и по результатам мало отличимая от преды­дущих, эта работа показалась ему скучной и нелепой канителью. Арка­дий собирался до начала опыта просмотреть полученные вчера кардио­граммы собак, но вместо этого открыл свежий номер журнала. Ему сразу попалась статья его знакомого, совсем молодого парня. Статья была интересной, много интереснее работы Аркадия, и усилила его недовольство собой.

(«Может быть, это и есть заноза?— подумал он, вспомнив о журна­ле.— Зависть? Да, но почему же никогда прежде у меня не было зави­сти? Может быть, она приходит с возрастом?» Однако признавать в себе зависть к чужим успехам очень не хотелось, и Аркадий решил, что заноза сидит где-то в другом месте.)

Он еще не дочитал статью, когда позвонил Михалевич, его началь­ник, сообщил, что приняли к печати сборник, в котором была их сов­местная работа. Михалевич засмеялся: «Жди теперь письма от Фили­мона». Филимоном в институте прозвали английского онколога Фенимора Дугласа, о котором узнали три года назад. Прочитав реферат дис­сертации Аркадия, он послал ему письмо почему-то в Академию наук, «профессору Брагину», и письмо несколько месяцев плутало по академии, пока его случайно не увидела будущая жена Кошелева, ко­торая сообразила, что «профессор Брагин» — это Аркадий Брагин из Борового.

(«Нет, не зависть,— подумал Аркадий.— Какой чепухой я занима­юсь, однако. Надо спать».)

Сегодня он должен был продолжать опыты на собаках: вводить им в кровь вещество, действие которого он исследовал, и отмечать результаты этого действия, предугаданные им еще полгода назад. Он позвонил в собачник: «Анна Евменовна, пришлите мне в эксперименталку псину килограмм на шесть».

Надо было зайти в библиотеку. В вестибюле главного кор­пуса сидели вдоль стен больные и посетители. Там была и старуха Почечуева. В третий раз попала она сюда, все здесь уже ее знали. И не любили. И опять около нее — вишневого цвета пальто племянни­цы. Почечуеву навещали ежедневно — либо, как сейчас, племянница в стареньком пальто с воротником и шапкой из рыжих лисьих хво­стов, либо муж племянницы, во все времена года примелькавшийся здесь своей нейлоновой курточкой.

Племянница выгружала из сумки баночки и свертки с едой и ви­новато говорила: «Я на два дня принесла. Завтра, наверно, приехать не смогу, Маринка температурит, ночами не спит, Сережа совсем с ног сбился..» — «Да зачем ездить,— кивала старушка,— я и есть ничего не могу, не надо мне ничего.. Вот если б, я тебя просила вчерась, огур­чика свежего достала..» — «Нет их нигде, тетя, они в мае..» — «Не доживу я до мая». — «Мы поищем, тетя».— «Тут одной принесли, я спрашивала, в «четырнадцатом» брали, что у базара. Ну ладно.. Зав­тра отдыхай, ко мне не надо. Разве что огурчик достанешь, так завези. Это недолго — только через сестру передать и этим же автобусом домой. Они не воруют, сестры, им тут и так хватает..» — «Мы поищем, тетя..»

Как-то Аркадий оказался в автобусе вместе с мужем племянницы.

Разговорились. Четыре года, кроме работы и самых необходимых до­машних дел, они знают только одно — долгую автобусную дорогу к тете. Муж и жена почти не видят друг друга. Сегодня муж с ребен­ком, а жена с тетей, завтра наоборот. А когда Маринка болеет, сов­сем плохо. Денег нет. В марте тетя просит огурцы, в мае клубнику, все не по сезону, когда очень дорого. Маринке своей они огурец не дадут... Тетка даже не спросит о внучке, кроме еды и лечения, ее ни­чего не интересует.

Из сочувствия молодой паре Аркадий пожелал смерти старухе и, поняв это, поморщился.

(Поморщился он и теперь, вспомнив, и не захотел об этом думать: «Об этом я еще как-нибудь подумаю потом.. Конечно, проклятая Янечка всадила занозу. Непрошеные благодетели».)