Кучум с поля битвы бросился к своей СТОЛИЦЕ — ГОРОДУ СИБИРИ, и захватив в нем часть драгоценностей, побежал дальше на юг — в Ишимские степи. Через три дня после боя… Ермак со своим маленьким войском вошел вслед за Кучумом в ГОРОД СИБИРЬ; они застали его совершенно пустым, но нашли много ценной добычи… Несколько дней спустя начали возвращаться жители и приносить своим победителям дары и съестные припасы.
С завоеванием Кучумовой столицы огромное дело было сделано казаками, но впереди предстояли еще неменьшие подвиги и опасности…
Храбрый атаман ревностно продолжал свое великое дело — распространять русское владычество в Сибири, и далеко рассылал своих помощников… для приведения сибирских инородцев под высокую руку МОСКОВСКОГО ГОСУДАРЯ» [53], кн. 2, с. 609–610.
Иван Грозный пристально следил за походом Ермака. Царь был доволен успехами. Строгановы и Иван Кольцо, один из атаманов Ермака, лично направились к Грозному, чтобы доложить обстановку, см. рис. 7.16 и 7.17. «Сам царь принял посольство, милостиво расспрашивал про совершенные подвиги и пожаловал казаков своим великим жалованием… а Ермаку особо послал… два панциря, кубок, сукно и шубу со своего царского плеча» (там же, с. 611).
Отметим, что в Кунгурской или Ремезовской Летописи, которую мы, в частности, цитируем, Великая Пермь уже перенесена романовскими летописцами в Сибирь, см. подпись к рис. 7.16. Но произошло это лишь в XVII–XVIII веках, когда Романовы и их западноевропейские коллеги старательно очищали карту Западной Европы от русско-ордынских названий. Ранее Великой Пермью именовали территории Германии и Австрии, см. «Новая хронология Руси», гл. 14:20. Так что имеющийся сегодня в нашем распоряжении летописный рассказ о Ермаке — довольно позднего происхождения и был тенденциозно отредактирован Романовыми. Эта сибирская Летопись связывается с именем сотника Ульяна Ремезова, который «в 1650 году узнал все обстоятельства Ермаковых дел и смерти от Таиши Калмыцкаго Аблая» [39], т. 9, гл. 6, столбцы 241–242. Так что ремезовский текст появился не ранее СЕРЕДИНЫ СЕМНАДЦАТОГО ВЕКА, то есть примерно лет через семьдесят после гибели Ермака-Василия. То есть по прошествии значительного времени.