Завоевание Константинополя

Тогда начало светать[370] и рать начала вооружаться; и все в лагере вооружились, потому что они не слишком доверяли грекам. А из города начали выходить вестники, по одному или по двое, и они рассказывали те же новости. Совет баронов и графов, а также дожа Венеции решил так, что они направят послов в город, чтобы разузнать, как там обстоят дела, и коль скоро то, что им поведали, окажется правдой, то пусть потребуют от отца, чтобы он подтвердил условия, которые взял на себя его сын, а иначе они не позволят сыну вступить в город. Послы были избраны: одним был Матье де Монморанси, другим — Жоффруа, маршал Шампани, а еще два венецианца от дожа Венеции.

185

Послов проводили до ворот города, и отворили им ворота, и они спешились. И греки расставили англов и датчан с их секирами от ворот до Влахернского дворца[371]. Там они увидели императора Сюрсака, столь богато одетого, что напрасно было бы искать человека, одетого более пышно, а рядом с ним его жену, императрицу, которая была прекрасной дамой, сестрой короля Венгрии[372]. И там было столько других знатных мужей и знатных дам, что нельзя было и шагу ступить, и дам, столь богато разодетых, что пышнее и быть не может

[373]. И все те, кто за день до того был против него, в этот день все повиновались его воле.

186

Послы подошли к императору Сюрсаку; и император, и все остальные оказали им великие почести. И послы сказали, что они хотели бы поговорить с ним с глазу на глаз от лица его сына и баронов рати. И он встал; и он вошел в некие покои и повел с собой только императрицу, и своего канцлера, и своего толмача, и четырех послов. По согласию послов Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, взял слово и сказал императору Сюрсаку:

187

«Государь, ты видишь, как мы послужили твоему сыну и насколько мы выполнили наши обязательства по отношению к нему. Но он не может войти сюда, пока не получит подтверждения обязательств, которые взял по отношению к нам. И он просит вас как ваш сын подтвердить его обязательства в том виде и таким образом, как он их принял в отношении нас». «Каковы же обязательства?» — спросил император. «Они такие, как я вам скажу», — ответил посол.

188

«Прежде всего поставить всю империю Романии в повиновение Риму, от которого она некогда отпала; потом выдать 200 тыс. марок серебром тем, кто находится в войске, и обеспечить малых и великих съестным на год; и доставить 10 тыс. человек на своих кораблях и содержать их за свой счет в течение года; и содержать за свой счет в заморской земле до конца своей жизни 500 рыцарей, которые будут охранять эту землю. Таково соглашение, которое сын ваш заключил с нами; и он скрепил его клятвой и грамотами с висячими печатями, причем и от имени короля Филиппа из Германии, чья жена — ваша дочь. Мы желаем, чтобы вы тоже подтвердили это соглашение»[374].

189

«Разумеется,— сказал император,— обязательства очень велики, и я не вижу, как они могут быть исполнены. И тем не менее вы так послужили ему, и ему и мне, что, если даже вам отдать всю империю, вы этого вполне заслужили бы». И много было говорено и повторено всяких слов в этом роде. Но конец был таков, что отец подтвердил обязательства в том виде, как их принял сын, скрепив клятвой и висячей грамотой с золотой буллой. Грамота была вручена послам. Затем они покинули императора Сюрсака и возвратились обратно в войско и сказали баронам, что выполнили свое поручение.

190

Тогда бароны уселись на коней и с превеликой радостью привели молодого царевича в город к его отцу. И греки открыли ему ворота и приняли его с превеликой радостью и с превеликим торжеством[375]. Радость отца и сына была очень большой, ибо они давно не виделись, и еще потому, что прежде всего благодаря Богу, а потом благодаря пилигримам они из столь великой бедности и столь великих невзгод вознеслись на такую высоту. Весьма велика была радость также и в Константинополе и вне его, среди рати пилигримов, по причине успеха и победы, которую даровал им Господь.

191

И на следующий день император, а также его сын попросили графов и баронов пойти и разместиться Бога ради по другую сторону гавани, близ Эстанора[376]: ибо если бы они расположились в городе, то могли бы опасаться распри с греками, в которой город ведь мог бы быть уничтожен[377]

. И наши сказали, что они уже столько и всячески послужили царевичу, что не могли бы отказать ему в таком деле, о котором просили его отец и он. Так они отправились расположиться по другую сторону[378]. И они пребывали таким образом в мире и спокойствии, пользуясь великим изобилием доброй провизии.

192

Теперь вы можете узнать, что многие из войска отправлялись повидать Константинополь, и богатые дворцы, и высокие церкви, которых там было так много, и великие богатства, каких никогда вообще не было столько в каком-либо городе. Что до реликвий, то о них и говорить нечего, ибо их было в то время в городе столько же, сколько имелось во всем мире[379]. Греки и французы вели между собой торг всякой всячиной, разными товарами и прочим добром.

193