Завоевание Константинополя

[ПОКОРЕНИЕ ВИЗАНТИЙСКИХ ПРОВИНЦИЙ. ПЕРВЫЙ ПОЖАР КОНСТАНТИНОПОЛЯ (август — ноябрь 1203 г.)]

201

Затем по общему согласию греков и французов император Алексей отправился из Константинополя с большим войском, чтобы приобрести себе империю и подчинить ее своей власти. С ним отправилась большая часть баронов, а другая осталась, чтобы охранять лагерь. Отправились с ним маркиз Бонифаций Монферратский и граф Гюг де Сен-Поль, и Анри, брат графа Бодуэна Фландрии и Эно[390], и Жак д’Авень, Гийом де Шанлитт, Гюг де Колиньи и много других людей, о которых книга здесь умалчивает. В лагере же остались Бодуэн, граф Фландрии и Эно, и граф Луи Блуаский и Шартрский, и большая часть пилигримов[391].

202

И знайте, что во время этого похода, в который отправился император, все греки, по сю и по другую сторону Рукава[392], признали его и подчинились его власти, и принесли ему ленную присягу и оммаж, как своему сеньору, кроме одного только Иоанниса, который был королем Блакии и Бугрии

[393]. И этот Иоаннис был влахом, который восстал против его отца и против его дяди; и он воевал против них 20 лет[394] и завоевал у них столько земель, что стал могущественным королем. И знайте, что по сю сторону рукава св. Георгия, на Западе, у него была отнята теперь едва ли не половина. Но он не сдался ни под его власть, ни на его милость[395].

203

В то время, когда император Алексей был в этом походе, в Константинополе приключилась еще одна великая беда, ибо поднялась распря между греками и латинянами, которые проживали в Константинополе и которых там было довольно много[396]. И я не ведаю, какие люди по злобе учинили пожар в городе[397], и пожар этот был столь велик и столь ужасен, что никто не мог ни потушить, ни сбить пламя. И когда бароны войска, которые располагались по другую сторону гавани, узрели это, они были весьма огорчены и охвачены великой жалостью, видя, как рушатся эти высокие церкви и эти богатые дворцы, объятые пламенем, и как горят в огне эти большие торговые улицы. И они ничего не могли поделать[398]

.

204

Огонь дошел таким образом до гавани и перекинулся за нее, проникнув в самую густонаселенную часть города, а с другой стороны — до самого моря[399], совсем близко к храму св. Софии; и пожар продолжался восемь дней[400] так, что никто не мог его потушить; и ширина пламени, пока оно полыхало, простиралась чуть ли не на пол-лье[401]. Никто не смог бы вам точно сказать о том, каков был ущерб, причиненный пожаром, ни о том, сколько ценностей и богатства там погибло, ни о том, какое множество мужчин, женщин и детей сгорело[402].

205

Никто из латинян, которые поселились в Константинополе, из каких бы земель они ни были, не отважился более там оставаться; но все они взяли своих жен и своих детей, и то, что смогли вытащить из пожара и спасти, погрузились в лодки и на корабли, и пересекли гавань, направившись к пилигримам; и было их немало, чуть ли не 15 тыс., от мала до велика[403]; и после того, как они перебрались, они оказались весьма полезны пилигримам[404]. Так распалось согласие французов и греков[405], ибо они уже не общались столь тесно друг с другом, как это было раньше; и они не ведали, кого в этом винить; и это было тяжко для тех и других.

[РАЗРЫВ КРЕСТОНОСЦЕВ С АЛЕКСЕЕМ IV. ВТОРАЯ ОСАДА КОНСТАНТИНОПОЛЯ (ноябрь 1203 — апрель 1204 г.)]

206

В это время случилось у них одно событие, которым бароны и остальные воины были весьма опечалены: умер аббат Лоосский, который был святым и праведным человеком и который желал блага войску; и был он монахом цистерцианского ордена.

207

Император же Алексей довольно долго находился в походе, куда отправился, — до праздника св. Мартина[406]; и тогда он возвратился обратно в Константинополь. Велика была радость от его возвращения, так что греки и константинопольские дамы выехали навстречу своим друзьям пышной кавалькадой; и пилигримы тоже поехали навстречу своим, возвращению которых весьма возрадовались. Итак, император вернулся в Константинополь, во Влахернский дворец; а маркиз Монферратский и другие бароны вместе с пилигримами вернулись к себе.

208

Император, который весьма успешно сделал свое дело и решил, что он от них более не зависит, возгордился по отношению к баронам и ко всем тем, которые сделали ему столько добра, и даже не поехал повидаться с ними в лагерь, как имел обыкновение делать раньше[407]. И они послали к нему, и просили его уплатить им деньги, которые он обязался уплатить[408]. А он откладывал и откладывал уплату со дня на день; и время от времени он предоставлял им жалкие суммы; и наконец уплата и вовсе прекратилась[409].

209