Читаем Завоевание Константинополя полностью

Робер де Клари не упускает случая уличить знатных предводителей в политических амбициях и просчетах, гордыне, алчности. Лишенные дальновидности, надменные бароны отвергли предложение Иоанна Валашского (Калояна) стать их вассалом и даже предоставить им стотысячное войско, если они помогут ему получить царскую корону (гл. LXIV). Причем столь выгодное предложение было отклонено как раз тогда, когда сами крестоносцы испытывали сильные затруднения. Вместо того чтобы пойти навстречу «Иоанну ли Блаки», его подвергли оскорблениям, выказали презрение к куманам, сочтя их (за внешний облик) чуть ли не оравой малолетних, и заносчиво угрожали «Иоанну ли Блаки». В конце концов он все равно добился царского венца — при содействии «апостолика» (Иннокентия III), который направил своего кардинала для его коронации (гл. LXV). Бароны же впоследствии пожали плоды своей опрометчивости; они виновники адрианопольской катастрофы, поражения, нанесенного крестоносцам куманами, которые оказались способными наголову разбить рыцарей (гл. LXV, CXII). Выборы императора Латинской империи, по описанию Робера де Клари, проходили в обстановке открытого соперничества претендентов — маркиза Бонифация Монферратского, дожа Энрико Дандоло, графа Бодуэна Фландрского (гл. XCIII, XCIV): высокие бароны две недели «не могли договориться» о том, кого избрать в коллегию выборщиков. Когда, наконец, трон достался графу Фландрскому, разразился острый конфликт между ним и маркизом Монферратским из-за Салоник (гл. XCIX — CII). В адрес маркиза, силою занявшего — наперекор воле латинского императора, своего сеньора — окрестности Салоник, хронист направляет слова морального осуждения, вкладывая их в уста самого этого сеньора: он понял в конечном счете, что «поступает очень дурно», и изъявил готовность «загладить зло, которое содеял» (гл. CIV).

Излагая события, последовавшие за взятием Константинополя, Робер де Клари неоднократно возвращается к «несправедливому» дележу добычи. Участвовавшие в рейде на Салоникскую землю рыцари графа Фландрского узнают через гонцов, что пока предпринимались попытки овладеть Салониками, оставшиеся в Константинополе «разделили добро, которое еще оставалось неподеленным». Рыцари, особенно молодые воины, возмущены: «Как? — ..вы поделили наше добро, то самое, из-за которого мы вынесли столько мучений, столько трудов, претерпели голод и жажду, холод и жару, а вы поделили его без нас?». Среди простых воинов слышатся угрожающие голоса: баронов, воспользовавшихся удалением этой части войска и поспешивших присвоить всю оставшуюся добычу, клянут как «предателей» (гл. CV). Гонцов, прибывших из Константинополя со столь недобрыми вестями, рыцари готовы растерзать на части. Войско незамедлительно возвращается в Константинополь, где обнаруживается, что рыцарям вовсе не осталось места в столице: «дома, из которых они уезжали, уже не были их домами, ибо город поделили»; меньшому люду пришлось довольствоваться жильем «в одном или целых двух лье от тех домов, из которых они уезжали» (гл. CV).

Кульминация указанной линии повествования — рассказ об Адрианопольском разгроме 14 апреля 1205 г. (гл. CXII). Он в особенности примечателен — с точки зрения анализа концептуальных установок Робера де Клари — своей концовкой. Это один из сравнительно редких случаев, когда автор, сохраняя верность провиденциалистским традициям, ищет объяснение событиям не на земле, а на небесах. Он полагает, что, позволив болгарам нанести поражение баронам, «господь поистине отомстил им за их гордыню и за вероломство, которое они выказали к бедному люду войска» (гл. CXII). Это и единственный случай, кстати, когда Робер де Клари, возможно, обнаруживает проблески понимания того, что деяния завоевателей в Константинополе совершенно не соответствовали официальной программе крестового похода: поражение под «Адремитом» расценивается как отмщение божье «за ужасные прегрешения, которые они содеяли в городе после того, как они его захватили»(гл. CXII)[62]

.

Такова социальная подоплека в целом апологетической, но вместе с тем включающей в себя порицание предводителей концепции хроники о завоевании Константинополя, таков подтекст той «правды», которой Робер де Клари стремился поделиться со своими читателями и слушателями.

Происхождение и характер хроники. Степень правдивости автора

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену