Завораш (СИ)

Прислушавшись к собственным ощущениям, оракул постарался определить, что не в порядке. Переход из одного тела в другое не был безболезненным процессом, учитывая то, что где-то там, в глубине по-прежнему оставалась личность прежнего владельца.

Телобан сжал и разжал руку. Получилось неплохо, хотя пальцы на его взгляд были слишком толстыми и мясистыми. Неуклюжие пальцы.

Телобан?

Это было имя тела, которое он занял. Его самого же, кажется, звали Ош. Ош? Неважно. Прежние имена значили не больше, чем прежние тела.

Телобан-Ош расправил плечи, повернул голову из стороны в сторону, разминая шею.

Где-то глубоко в темноте, на задворках сознания стенал и выл разум настоящего Телобана. Выкрикивал проклятия, рыдал, сыпал обещаниями. Скоро личность прежнего владельца погибнет. Впрочем, пока Ош не спешил изгонять разум Телобана слишком далеко, позволив остаться и понаблюдать.

Ош спрятался в тени за механизмами. Он, как мог, привёл пол в крипте в порядок, вернул на место вырванную из механизма трубку и стёр с кожи крылатого остатки крови.

Он уже почти освоился с новым телом, однако некоторые вещи всё ещё оставались непривычными — начиная от роста, заканчивая вкусом во рту. Вдобавок тело казалось ему неуклюжим и слишком тяжёлым, словно одетая не по размеру одежда.

Тело крылатого не погибло, хотя и медленно угасало. Он всё так же стоял на своём помосте, а позади него бурлил и переливался всеми возможными цветами веер из трубок. На первый взгляд все было, как всегда.

Глядя на мир своими новыми глазами, Ош наблюдал, как двое человек входят в крипту.

Одного Ош хорошо знал — а значит, теперь знал и Телобан: перед ним был клирик. Другого оба видели впервые. Однако Телобан, более искушённый во всём, что касается атрибутов в одежде и форме, мгновенно распознал куратора. Эти северные колдуны славились тем, что умели вытягивать из крови мертвецов фрагменты воспоминаний.

Клирик, который шагал впереди и что-то говорил идущему позади куратору, подошёл первым. Если бы Ош хотел — он мог бы одним прыжком преодолеть разделяющее их расстояние и убить обоих. Однако рисковать не стоило. Во-первых, тело ему ещё не полностью подчинялось. Ош отмечал какие-то мелкие судороги, то и дело пробегавшие по пальцам, а также — не менее трех раз, временное помутнение в глазах. К счастью, крылатый выглядел как обычно. По крайней мере, ни у кого из двоих не должно было возникнуть подозрений.

Ещё недавно это тело принадлежало ему.

Эти руки, крылья за спиной… Тонкая кожа, натянутая на каркас из почти невесомых, полых как у птицы, костей. Теперь все это было не более чем куклой на цепи. Лишённое личности тело не погибнет сразу, и возможно, пройдёт ещё некоторое время, прежде чем кто-то заподозрит подлог. Подумать только… Он ждал этого тридцать лет, и за все эти годы никого не оказалось достаточно близко, чтобы осуществить переход.

Скорчившись в тени за механизмами, где мрак лишь слегка рассеивал свет от тускло мерцающего содержимого трубок, по-прежнему идущих к бездушному телу, Ош едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

А затем события приняли совсем другой оборот. Внезапно идущий сзади куратор размахнулся и ударил клирика по голове. Клирик свалился без единого звука, как будто нападавший ударил не живого человека, а пустой манекен.

Перешагнув распростёртое тело, куратор откинул капюшон и приблизился к крылатому. При этом губы куратора шевелились, словно он что-то говорил узнику.

Ош пожалел, что у этого тела не настолько острый слух, как хотелось бы — он не расслышал ни слова, к тому же мешало бурление жидкостей в трубках. Он мог лишь догадываться о смысле сказанного. А через мгновение этот смысл стал очевиден. Воздев руку с зажатым в ней инструментом, которым до этого он нанёс удар клирику, куратор обрушил его на голову крылатого.

ОДА ПОСТОЯНСТВУ

В такой темноте Телобан оказывается впервые. Мрак окутывает его со всех сторон словно старое уютное одеяло, и только впереди сохраняется узкое окно обзора. В него будто в настоящее окно, прорубленное в глухой стене, он наблюдает за тем, что происходит в мире.

Вот входят двое. Тело крылатого по-прежнему стоит на постаменте. Оно повёрнуто к вошедшим полубоком. Люди подходят ближе. Затем происходит нечто странное: идущий позади бьёт компаньона по голове. Раздаётся звук, словно кто-то с хрустом раскалывает орех. От того звука у Телобана, разум которого по-прежнему заперт на задворках захваченного сознания, болезненно сводит зубы.

Здесь он не один. Вокруг — тени и силуэты того, что он так старательно изгонял в дальние уголки разума всю свою жизнь. Они выпрямляются, подходят ближе. Некоторые ползут на четвереньках, принюхиваются, кряхтят.

Смутные страхи, тёмные желания, жуткие фантазии. Все они хорошо знакомы ему, поскольку он сам отправил их сюда. Некоторые провели здесь почти столько же, сколько было лет самому Телобану.