Ангел вдруг осознает, как жарко здесь, внизу. Возможно, горячий воздух исходит от машин и механизмов острова, но почему-то ангелу чудится, что это
Голос Бригадира звучит как будто издалека.
Тисонга трясёт головой, будто это и в самом деле способно отвести морок, но, разумеется, ничего подобного не происходит. Вместо этого ему кажется, что его мозг бьётся о стенки черепа, и от этого становится только хуже.
Внезапно из помещения позади ангела проникает луч света, и за спиной Бригадира расцветает огненный веер, похожий на пару крыльев. Ржавый корпус машины, куда падает свет, отражает его, попутно окрашивая в красный, жёлтый, изумрудный, нефритовый, бледно-голубой. Сквозь внезапно застилавшую глаза пелену Тисонга видит каждый изгиб этих крыльев, каждое перо, каждый волосок в нем…
Все заканчивается так же внезапно, как началось. Свет меркнет, уступая место серому и грязному, будто помои, сумраку. Остаётся лишь запах сырой земли и мазута, гул машин и тихий, вкрадчивый голос Бригадира. Однако теперь Тисонга не особенно прислушивается. До его слуха доносятся лишь отрывочные фразы.
Они, говорит
Бригадир замолкает. Тисонга смотрит на него, пытаясь понять, что происходит, а затем замечает, как тело бескрылого начинает сотрясаться. Тот беззвучно смеётся, крепко сжав зубы, однако, кажется, что его смех вот-вот вырвется наружу. Так оно и происходит — минуту спустя. Бригадир смеётся в голос, и его смех разносится по тоннелям и переходам Небесного острова, по его узким лазам и укромным местам, по загруженным механизмами помещениям и огромным пустым залам, где могли бы поместиться несколько этажей Башни ремесленников сна. Он несётся — этот громогласный хохот, — пока не перерастает в рокот, навсегда утратив все человеческое. Смех все ещё звучит в ушах Тисонги, когда тот вдруг осознает, что смеётся и сам. Смеётся, и не может остановиться.
…А ЗАВТРА САМ СТАНУ ГРЯЗЬЮ
Во время войны гибридизация была вынужденной мерой. Благодаря ей можно было спасать жизни, выращивать потерянные конечности, возвращать здоровье. И самое главное — создавать новые, куда более смертоносные виды солдат. Однако даже в военное время воюющие по одну сторону солдаты и гибриды не доверяли друг другу. Первые не знали, чего ожидать от «изменённых» собратьев, вторые не хотели мириться с тем, что их считали чем-то неестественным.
В мирное время эта насторожённость превратилась в откровенную вражду. И хотя новых гибридов не создавали, старые никуда не делись. Кроме тех, кого демонтировали сразу после войны, поскольку в мирное время они представляли бы слишком большую опасность, оставались сотни «неявных» существ, то есть тех, у кого модификации затрагивали лишь небольшую часть тела.
Разумеется, Рашка на своих паучьих ногах выделялся даже среди гибридов. К счастью, он раньше других догадался, что после войны от модификантов постараются избавиться, поэтому подготовил план. Однажды ночью он попросту бежал из лагеря. Множество дней он скитался по дикой местности, по разорённым деревням и пустынным дорогам. Эти дороги напоминали плохо зажившие рубцы, вдоль которых лежали напоминания о недавней жизни: разбитая повозка, мёртвая лошадь, остатки нехитрого бедняцкого скарба. Вскоре он добрался до деревушки, состоящей из нескольких домов, жилым из которых оказался всего один. В нём обитала одинокая старая женщина. Почти слепая и наполовину безумная, она окончательно лишилась разума, когда увидела человека на паучьих ногах, который ввалился в её жилище. На её счастье, старуха умерла сразу, а Рашка на несколько дней поселился в её доме, постепенно вводя желудочный сок в тощее тело, пока то, что осталось от внутренних органов, не превратилось в питательный суп.