Завораш (СИ)

Тисонга не мог понять, чей голос слышит — брата или Бригадира. Да и не было никакой разницы — оба голоса превратились в злобный шёпот, звучавший прямо в его голове, громкий, назойливый, перебивающий даже шум ветра в ушах.

Он по-прежнему падал.

***

На самом деле он узнал больше, чем хотел. Больше, чем просто тайну.

Однако странным образом это знание не сделало его мудрее. На самом деле он чувствовал себя обманутым. Знания не умножают печали, они лишь в очередной раз доказывают, что человек более глуп, чем воображает.

Чем больше мы узнаем о мире, тем отчётливее ощущаем собственное невежество. Теперь ангел убедился, что это действительно так. Для любого это стало бы неприятным открытием: какой-то бескрылый знает больше, однако Тисонга решил, что вполне способен пережить и это — тем более, если переживёт нынешнее приключение.

Во время полёта (падения?) мысли Тисонги приобрели необычайно стройный ход. Удивительно, но даже в теперешнем состоянии — со связанными руками и ногами, он ощущал свободу. Словно свобода его падения удивительным образом перешла в свободу духа. Бескрылые ничего подобного не чувствовали и не могли почувствовать, зато пытались лишить этого других… Возможно, такова была месть потомков тех, у кого отняли крылья, забрав само право называться ангелами.

Почему остров разрушался? Были тому виной механизмы, управляющие движением? Погодные машины? Или те загадочные устройства, о которых говорил Бригадир — те, что смогли остановить все аппараты на земле внизу? А вдруг попутно они стали причиной разрушения и самого острова? Не об этом ли хотел сообщить ему брат? Но как рассказать о чем-то подобном и не упомянуть о предшествовавших событиях?..

В башне их учили, что существуют принципы мироустройства. Например, причина всегда предшествует следствию. Или что всё в природе состоит из вещества, количество которого постоянно. Разрушаясь, материя не исчезает бесследно, а лишь переходит из одной формы в другую. Элементы, из которых состоят живые тела, после смерти попадают в почву или питают растения, и их «жизнь» продолжается в иной форме.

Тисонга всегда спрашивал себя: как быть с предметами, принесёнными из снов? Ведь материя, из которой они состоят — нездешняя, чужая. Не будет ли она «лишней»? И если такой материи в один момент станет слишком много — как отреагирует на это известный нам мир? Не станет ли он слишком тяжёлым — избыточно тяжёлым, — и не рухнет ли под собственным весом? Если свобода тела переходит в свободу духа — то есть физическое трансформируется в духовное, может ли быть наоборот… И нечто несуществующее, эфемерное превратиться в самый настоящий объект осязаемого мира? Как монета, увиденная во сне и воплощённая в реальности.

Подумать только, а ведь ещё недавно это было пределом мечтаний Тисонги: проснуться с зажатыми в руке сверкающим кружочком, раскрыть ладонь, увидеть отпечатавшийся на коже профиль владыки, опять закрыть, не переставая при этом чувствовать тяжести вещи, которая ещё несколько мгновений назад попросту не существовала. Никогда не существовала.

Всё имеет обратную сторону.

«Ничто обращается в нечто. И наоборот:

нечто легко становится ничем. Запомни это. Хорошенько запомни.»

Вновь голос брата. И на этот раз Тисонге показалось, что он говорит о конкретных вещах: о забвении и о смерти. О появлении на свет и бегстве от этого мира. Потому что сбежать мы можем лишь спрыгнув с обрыва. Ну, или будучи с него столкнутыми. Как повезёт.

ПРАХ РАЗБИТЫХ НАДЕЖД

Каков мир на самом деле?

Этот вопрос задавали все без исключения философы. Его задавал Учитель, когда сворачивал свой свиток: что такое реальность? И может ли мир вокруг быть постижим? Каким способом? Задавал его себе и ангел. Одно он знал наверняка: с тех пор, когда ты понимаешь, что существуешь, возникает вопрос: существует ли мир вокруг.

«Видите ли, — говорит Кенобия, и в его голосе ощущается веселье и вместе с ними горечь, — Мир не таков, каким мы его воображаем.»

Кто знал, что брат окажется прав? Во много уже известный ему мир рухнул. Тисонга вспомнил, как слушал рассказ Бригадира о расколе среди ангелов и о появлении первых бескрылых, а затем все потонуло в пыли и грохоте. Смятение, ужас… Ощущение выбитой из-под ног почвы. И бегство, бегство… Но куда бежать, если рушатся не камни, земля и стоящие на ней лачуги, а сама вселенная…

***

Каждое мгновение своего полёта Тисонга понимал, что находится на привязи. Внезапно что-то изменилось. Ангел ощутил это до того, как верёвка на его ногах врезалась в кожу. Все это время Тисонга парил в небе. Вокруг по-прежнему была дымка, скрывающая, по словам Бригадира, мир внизу. Неизвестно когда, но его падение прекратилось. А если верёвка натянулась, то это означало только одно — его тянули вверх.