Давно всеми покинутая, заброшенная, полностью нежилая. Похоже, здесь не водились даже крысы, поскольку здесь им нечем было поживиться. То же самое казалось бедняков вроде Спитамена. Раз или два он забредал в подобные места, и ничем хорошим это не заканчивалось. Однажды он устроился на ночлег в небольшом доме, который посреди ночи рухнул ему на голову. Только спустя несколько часов Спитамен смог освободиться из-под завалов. В другой раз он провалился в яму прямо посреди узкой улочки. К тому же, кто мог знать, достаточно ли хорошо поработали выжигальщики, и не прятались ли споры белого тлена где-нибудь между камнями домов или мостовой? Поэтому куда безопаснее было ночевать в уже облюбованных подвалах горожан.
Подумав об этом, Спитамен содрогнулся: он все ещё помнил прикосновения рук человека в колодце и жуткие цокающие звуки, которые издавали ноги модификанта.
В отличие от всего этого, в этой части города никаких звуков не было.
Каким образом он зашёл так далеко?
Спитамен не знал.
Сфера у него кармане едва заметно пульсировала, словно живая. Однако в этот момент её таинственное поведение мало интересовало Спитамена. Все его мысли занимала лишь белая смола.
Здания вокруг представляли собой грустное зрелище… Многие рухнули, другие должны были вот-вот последовать за ними. В кучах кирпича и камня угадывались предметы быта, до которых чудом не добрался огонь. Спитамен усмехнулся: ничего полезного для него не нашлось. Тем не менее они служили напоминанием, что некогда здесь жили люди.
Следы огня встречались практически везде — на камне и кирпиче, внутри и снаружи зданий.
Спитамен прислонился лбом к стене и некоторое время стоял, пытаясь найти в себе силы идти дальше.
Но куда идти?
Попытаться пересечь квартал?
Куда он отправится? Всё, что ему было нужно — это найти немного кека.
Всего несколько крошек…
Чувствуя, как подступает новый приступ, Спитамен решил укрыться внутри одного из домов.
Как и везде в городе, расположение улиц здесь имело чёткую логику. Все дома здесь стояли в ряд. Большинство были невысокими — один, два этажа. Комнатушки внутри были узкими, тесными, разделённым стенами. В таких жилищах селились лишь бедняки. Наверняка в прошлом на улице жила сотня человек. На тесных улочках было шумно и людно, в проходах между домами были натянуты бельевые верёвки, на которых вечно сушилась одежда, а в дверях каждого дома, как и в окнах первых этажей, было по торговцу или ремесленнику, предложившему те или иные услуги. Про подобное говорили, что можно обойти один такой дом кругом и купить фрукты, масло, пряники, глиняную посуду, починить обувь, вставить деревянные коронки вместо давно выпавших зубов, жениться, обзавестись детьми и выйти совершенно новым человеком.
Сейчас все это пустовало.
В те дни, когда белый тлен в последний раз обрушивался на Завораш, Спитамен был ещё ребёнком. Уже тогда он слышал о болезни. Кто знал, что по прошествии почти четверти века ему предстоит попасть в один из тех кварталов, сожжение которых приветствовал весь город?
А кроме того… Кто приказал использовать огонь?
Номарх. Его отец.
В конце улочки он заприметил единственное хорошо сохранившееся здание. У него всё ещё оставалась крыша.
Спитамен обнаружил внутри несколько старых одеял. Похоже, кто-то всё же останавливался здесь на ночлег.
Быстро проверив одеяла на предмет насекомых и выбив из них пыль, он расстелил одно прямо на холодном земляном полу. Другое скатал и положил под голову. Одеяла пахли сыростью и чужим телом, но были почти целыми. В любом случае уже одно одеяло было подарком самого Всевоплощённого, что говорить о двух? У Спитамена, который потерял всё сегодня утром, не было и этого.
И всё же что-то было не так.
Одеяла указывали на то, что здесь кто-то недавно был. Кто-то, как и он сам, избрал этот дом для ночлега и отдыха. В то же время вокруг не было костей.
Если жителей здесь сожгли заживо, должны были сохраниться кости, хотя бы самые крупные из них. Однако костей не было. Кто-то позаботился о том, чтобы собрать их… И — что? Похоронить? От одной этой мысли Спитамену стало не по себе.
Усталость наконец взяла своё. Спитамен свернулся на одеяле, притянул колени к подбородку и провалился в сон.
***
Впервые за множество лет он видел во сне родной дом.
Тот единственный дом, который у него был. Место, где он родился и вырос.
Дом во сне был в точности таким же, каким он его запомнил: просторным, светлым, но от этого не менее мрачным. Странно дело: в его коридорах никогда не звучало эхо. Камень не отзывался гулким звоном даже если по нему наотмашь рубить мечом. Визг петель плохо смазанной двери или скрип половиц считался здесь вообще немыслимым делом. И если хозяин дома слышал что-то подобное, слуг нещадно пороли, а рабов наказывали и того сильнее. Спитамен ни разу не слышал, чтобы отец или мать повышали голос, а прочие обитатели дома, вроде тех же слуг, вообще никогда не открывали рта.
Сон был из тех, про которые заранее известно, что это всего лишь сновидение. Спитамен не рассчитывал увидеть здесь отца… Хотя кто знает?