Он висел над столом, где работал целями днями — когда не спал, не плёл паутину в одном из темных углов под крышей… и не убивал людей. В последнее время он делал это все чаще, и не только ради пропитания, а совсем по другим причинам. И как раз они, эти причины, побудившие его искать жертв вне обычного круга негодяев всех мастей, привели к его порогу двоих стражей.
А в том, что это стражи, Рашка не сомневался. Он готов был поклясться, что не только слышит скрип кожаных доспехов, но и чувствует запах масла, которыми те смазывали свои клинки неделю назад. Этот запах напомнил ему о собственной решимости.
Рашка сплёл длинную и прочную нить, уцепился ею за балку, повис верх ногами, а затем, изящно перевернувшись в воздухе, сполз вниз как по канату.
Некоторое время он раскачивался в воздухе на расстоянии ладони над прилавком, разглядывая разложенные вокруг товары. Всё это он купил, украл, отнял, выманил путём обмана или шантажа у различных людей. Некоторые из них были не менее странными, чем он сам. Был, например человек, который явился в лавку с куском бревна под мышкой, утверждая, что это обломок мачты судна-призрака, пропавшего сотню лет назад, но теперь чудесным образом вернувшегося.
Он слышал, как те двое обошли здание с обратной стороны. Стучать они не спешили, видимо решили вначале оглядеться.
Рашка слышал их тихие шаги, слышал даже как бьются сердца под кожаными нагрудниками. Ему не составило бы труда пробить тонкий слой кожи одним ударом. О, как бы он попировал!
Однако именно сейчас стоило сохранять осторожность. Рано или поздно эти двое уйдут. Конечно, они вернуться. В этом Рашка не сомневался, но их уход мог бы дать ему некоторое время.
На этот раз стучали в заднюю дверь. Затем раздалось несколько глухих ударов: теперь они наседали на дверь, толкали её.
«Бесполезно», сказал один.
«Там вообще кто-нибудь бывает?»
Рашка представил себе, как один из тех двоих пожимает плечами. Затем он вообразил, как перерезает обоим глотки и кровь заливает все вокруг пенным фонтаном. Примерно так было с его последней жертвой до того, как он извлёк из медицинского футляра скальпель и принялся срезать жабры у неё на шее.
«Может, вернёмся и расспросим того ремесленника, что дал тебе это?»
«Нет».
«Нет? Почему?»
«Просто нет».
Значит, его имя дал им некий ремесленник.
Неужели он был недостаточно
Рашка опустился на столешницу, затем соскользнул на пол с противоположной стороны прилавка. При этом он случайно задел стеклянную вазу, стоявшую на краю. Ваза рухнула на пол, разлетевшись на сотню осколков.
Люди снаружи мгновенно замолчали.
Рашка чувствовал, как они притаились. Он и сам прислушивался несмотря на то, что в ушах ещё стол грохот разбитого сосуда.
Это было странным — думать о том, какую ошибку ты мог совершить в прошлом и тут же допускать другую.
«Внутри кто-то есть?»
«Не знаю. Возможно, просто кошка».
Кошка! Однажды Рашка пытался приручить бродячего кота, но тот сбежал на следующий день — животные терпеть не могли модификантов.
Пожалуй, в этом они с четвероногими были единодушны. Иначе как объяснить, что за всеми этими убийствами стоял сам Рашка? Он не только убил тех несчастных, но и забрал у них части тел, изменённые с помощью противоестественной хирургии — той же самой, которая изменила его самого.
Имплантированные глаза, когти, языки. У одного были крылья летучей мыши, у другого — хвост, заканчивающийся головой змеи. Когда Рашка отрезал его, голова продолжала шипеть и плеваться ядом. Плавники и жабры, третий глаз на затылке, что-то напоминающее длинные иглы дикобраза, выдвигающиеся из-под кожи как самое настоящее секретное оружие.
Он убил их всех. Не помогли ни иглы, ни зубы, ни когти.
Рашка не мог сказать, почему он это делал. Страсти были знакомы человеческой части его натуры, в то время как животной части были ведомы лишь потребности.
Убийство не ради пропитания было продиктовано желанием. Ведь модификантом он стал не по собственной воле — в этом было его отличие от всех без исключения жертв. Некоторые из тех глупцов не только ложились под скальпель хирурга, но и делали это один, другой, третий раз… Змеиные языки менялись на скорпионьи жала, кожа — на чешую, пальцы — на перепонки и плавники.
Рядом с прилавком располагалась стойка с оружием. Рашка убедился в том, что дотянется до неё — на тот случай, если стражи всё же ворвутся.
Взгляд паука скользил по сверкающей поверхности лезвия алебарды, паучьи мысли медленно ворочались в отливающей серебром голове.
Вряд ли стражи войдут просто так. Однако стоило быть готовым ко всему. И Рашка принялся ждать. В конце концов, ожидание — это то, что получается у пауков лучше всего.
ОДНА ЖИЗНЬ НЕВЕЗЕНИЯ