Завтра будет поздно

Рассвет двадцать четвертого октября зарождался в туманной мгле. Над Петроградом нависло серое непроглядное небо. Моросил мелкий, почти неприметный дождик. Панели и мостовые лоснились от влаги.

Это был вторник — обычный трудовой день. Мастеровне, подняв воротники курток и пальто, спешили на работу, а хозяйки с раскрытыми зонтиками — в очереди за хлебом, воблой, картошкой.

У типографии большевистской газеты «Рабочий путь» толпились мальчишки — продавцы газет. Часовые в юнкерских шинелях не пропускали их во двор.

— Газет сегодня не будет, — говорили они.

— Как не будет? Что же нам продавать?

У ворот останавливались прохожие.

— Что тут стряслось? — интересовались они.

Но никто толком не мог объяснить происходящего.

На панели вдруг без пальто и кепки появился растрепанный наборщик.

— Товарищи, — .негромко сказал он, — выручайте. В типографию недавно ворвались ораниенбаумские юнкера… остановили машины, рвут газеты, разбивают стереотипы… Надо сообщить в Смольный.

В толпе оказались красногвардейцы Рождественского района. Один из них побежал в аптеку и по телефону сообщил в райком партии о случившемся.

Через несколько минут и в Смольном раздался тревожный звонок.

— Юнкера, прибывшие из Ораниенбаума, громят нашу типографию, — сообщил дежурный по райкому. — «Рабочий путь» не выйдет.

— Сколько их там?

— Небольшой отряд с офицером.

— Хорошо, сейчас вышлем подмогу.

Стало ясно: Керенский спешит опередить события. Ему важно лишить большевиков газеты. Пришла и другая весть: оказывается, штаб округа кроме ораниенбаумских юнкеров ночью вызвал в Петроград петергофцев, ударников Царского Села и гвардейцев-артиллеристов Павловска.

Было созвано экстренное заседание Центрального Комитета. Без прений и длинных речей вынесли постановление: никому из Смольного не отлучаться, создать дополнительный штаб в Петропавловской крепости, Свердлову следить за действиями Временного правительства, а Дзержинскому— подготовиться к захвату почтамта и телеграфа.

Во все концы города из Смольного помчались связные мотоциклисты с секретным распоряжением Военно-революционного комитета: привести отряды в боевую готовность.

Владимир Ильич плохо спал ночью и утром не мог унять волнения. «Все ли сделают так, как позавчера договорились с Подвойским? Что послужит толчком к выступлению? Только бы действовали решительно».

Он послал Маргариту Васильевну на улицу, чтобы та пригляделась: не началось ли? Но Фофанова ничего особенного не приметила. На Выборгской стороне жизнь шла по-обычному: из парка один за другим выползали трамваи и мчались к центру города, работали булочные и парикмахерские, у продуктовых магазинов скапливались очереди.

Владимир Ильич попросил хозяйку не ходить на службу, но Маргарита Васильевна ответила, что у нее неотложные дела, она постарается быстро их закончить и отпроситься.

— Хорошо, — согласился Ильич. — Прошу по пути внимательно приглядываться к тому, что творится в городе. Если будут продавать какие-нибудь газеты — покупайте.

Маргарита Васильевна ушла на Васильевский остров, а Ильич, приоткрыв дверь на балкон, стал ходить из угла в угол в ожидании выстрелов. Сегодня он не мог сесть за стол. Разве можно в такой день спокойно работать?

Ему следовало бы сегодня находиться в Смольном. Зря он не настоял на этом. Там — мозг восстания, оттуда пойдут приказы. Надо непрерывно наращивать силы и идти от успеха к успеху. Кто проверит и вовремя поправит? Ведь советчиков, как всегда, окажется много. И среди них могут оказаться такие, как Каменев и Зиновьев. Очень плохо, что этих трусов не исключили из партии. Был бы урок другим. Таких нельзя ни терпеть, ни прощать, а некоторые члены Центрального Комитета отнеслись к ним примиренчески.

Редакция «Рабочего пути», без согласования с ЦК, опубликовала письмо Зиновьева со всяческими увертками и оправданиями, а кроме того напечатала примечание «от редакции», что этим-де письмом и устным заявлением Каменева в Петроградском совете вопрос можно считать исчерпанным. «Резкость тона статьи тов. Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками».

Хороши единомышленники! И на заседании Центрального Комитета двадцатого октября штрейкбрехеров не исключили из партии, а лишь приняли «отставку» Каменева и потребовали обещаний не выступать ни с какими заявлениями против решений ЦК. Вот так наказали!

— Нет, этого простить нельзя, — машинально сняв парик, рассуждал Ленин. — Пусть нас разбирает партийный суд. Я не остановлюсь… буду клеймить трусов и требовать исключения. Колебания в такие моменты преступны. Партия, не карающая изменников, придет к гибели…

Днем стало известно, что разведен Николаевский мост. Маргарита Васильевна, отпросись с работы, сделала большой крюк, чтобы пройти на Выборгскую сторону по Гренадерскому мосту. Все остальные проходы были закрыты. Через Неву перевозили на яликах лодочники.

— Ну, как в городе? Много ли солдат на улицах? Что делают рабочие? — принялся расспрашивать Ленин вошедшую в дом хозяйку.