Завтра будет поздно

— Я бы не приехал, но так получилось, что меня могут заподозрить в дезертирстве.

Рассказав о приходе старшего дворника, Виталий спросил:

— Мог я ему сообщить, что работал в охранке?

— Ни в коем случае.

— Так как мне быть? Меня же…

— Подожди, — перебил его брат. — Дай сообразить. Садись сюда.

Всеволод с расстроенным видом заходил по комнате, в досаде теребя мочку правого уха.

— Сделаем так, — наконец сказал он. — Я попытаюсь устроить тебя в контрразведку. Пойдешь?

— Что ж поделаешь, придется, — с унылым видом ответил Виталий.

— Не бойся, на фронт не пошлют. У меня теперь солидные связи. К самому министру — Александру Федоровичу Керенскому — могу обратиться, — не без бахвальства сказал Всеволод. — Я ему оказал кой-какие услуги. Александр Федорович ведь был юрисконсультом торгового дома «К. Шпан и сыновья». А эту фирму не зря подозревали в шпионаже и аферах. В прошлом году Шпаны попались. Я лишь намекнул Керенскому о грозящей ему опасности, и он понял меня с полуслова. Ловчайшего ума человек! Почти сухим выскочил из очень неприятной истории. К счастью, он не забывчив. Меня прочит в товарищи прокурора либо в советники по особо важным делам.

Всеволод, оказалось, не хвастался: через два дня Виталия нарочным вызвали к начальнику контрразведки, зачислили в агенты и оставили в Петрограде до особых распоряжений. Теперь он мог разгуливать в военной форме и без опасений показываться всюду.

«Надо хоть оставшиеся дни развлечься, а то ведь скоро загоняют, — размышлял Виталий, выйдя на Невский. — Но с кем?»

Он знал, что Алешина больна. Неделю назад он заглянул в подвальное окно и решил: «Пока заходить не стоит, пусть нужда покрепче прижмет их». А теперь время пришло и не мешало бы закинуть крючок с приманкой. Алешина, конечно, голодает. Откуда у работницы деньги на болезнь? Надо только сделать поблагородней, мол от неизвестного благодетеля.

Дойдя до Малой Садовой, Аверкин зашел в ресторан Федорова, разделся, сел за столик и, подозвав официанта, с видом богатого человека сказал:

— Э-э… любезнейший, первым делом устрой мне корзиночку навынос: десяток филипповских пирожков, пяток груш, парочку апельсинчиков и сверху — конфет хороших. Потом — посыльного сюда. А заодно, конечно если можно, — коньячку с лимончиком и селяночку сообрази.

Официант, предчувствуя хорошие чаевые, склонил голову и шепотом сказал:

— Спиртное запрещено, но для вас — в наилучшем виде-с. — И семенящей походкой поспешил выполнять заказ.

Аверкин написал на листке адрес Алешиной, закурил и по старой привычке стал прислушиваться, о чем говорят за соседними столиками. Впереди сидело несколько купцов-гостинодворцев. Подливая водку щеголеватому офицеру интендантской службы, они с озабоченными лицами что-то нашептывали ему, а офицер, уже заметно охмелевший, уверял:

— Небеспок! Если Чуйко сказал, значит — отрезано, назад команды не будет.

— И хотелось бы насчет хромового товару… — заискивающе бормотал купец с красной, лоснящейся физиономией.

— А обеспекция? — спросил интендант и, потерев указательным пальцем о большой, не засмеялся, а как-то закудахтал.

— Боже мой, да пренепременно! — воскликнул обрадованный купец и полез в боковой карман.

Аверкин видел, как гостинодворец вытащил пачку кредиток и сунул их под столом интенданту в руку. «Если намекнуть ему, кто я таков, струсит и поделится, — подумал сыщик. — Надо попробовать, авось пройдет». Но в это время перед столиком появился посыльный с красиво упакованной корзинкой.

— Куда прикажете доставить?

— Вот тебе адресок. Свезешь на Выборгскую. Вручишь самой в руки и скажешь: «От вашего тайного друга». Понял? Больше ни слова. «Не знаю, мол, не видел». Но сам все же погляди, как она примет подарок. Вернешься— доложишь мне. На чай — зелененькая.

Когда посыльный ушел, Аверкин, заметив, что интендант прощается с гостинодворцами, поспешил первым выйти из зала.

Дождавшись офицера в коридоре, Аверкин подошел к нему и негромко сказал:

— Разрешите представиться: сотрудник контрразведки. — Фамилию Аверкин произнес невнятно и только мельком показал удостоверение.

Подвыпивший интендант, видимо, мгновенно протрезвел, потому что лицо его сначала сделалось мертвенно бледным, а затем покрылось красными пятнами.

— Чем м-могу служить? — дрогнувшим голосом спросил он и выжидательно уставился на Виталия.

— Отойдем в сторонку, — предложил Аверкин. Он деликатно взял офицера под локоть, отвел в полутемный угол, а затем как бы с укором сказал: — Что же это вы, друг, а?.. Надо бы осторожней. Я ведь могу вас с уликами в штаб отправить. Люди мои здесь. Но ваше счастье — вы мне симпатичны, и я не хотел бы доставлять вам неприятности. Если вы сумеете уделить в долг рубликов триста… Я был бы признателен.

Интендант с готовностью полез в боковой карман френча, вытащил деньги, отсчитал вздрагивающими пальцами триста рублей и молча протянул их.

— Благодарю, — сказал Аверкин, взяв деньги. — Вы здесь часто бываете? При случае постараюсь отдать.