Завтра будет вчера

Остановилась, не решаясь войти в подъезд. Почему-то я не обращала внимания на дорогу, пока мы ехали. Я была уверена, что он отвезет меня домой.

Посмотрела в его глаза и стиснула пальцы: взгляд прищуренный, решительный. Сунул в рот сигарету, будто позволяя подумать, и в то же время всем своим видом показывая, что он уже все решил. Первой мыслью было позвонить отцу и сказать, чтобы приехал за мной. Когда залезла в контакты на телефоне, услышала усмешку и посмотрела в его глаза. А в них столько уверенности и насмешки. Будто знал заранее, какое я решение приму. Почувствовала себя все той же маленькой девочкой, которую он всегда с легкостью разгадывал. А еще захотелось стереть с его лица эту наглую ухмылку, удивить, если в нем еще осталась способность удивляться. Гордо вскинула голову кверху и, намеренно щелкнув по телефону пальцами и открывая его взгляду заставку, прошла мимо него. Да, Артем, я тоже заметила, как ты напрягся.

* * *

— Лифт не работает. Пешочком на четвертый. Прошу, — протянул руку, пропуская ее вперед на лестницу с тусклыми лампочками. Да, принцесса, это тебе не особняк твоего папы, а моя конспиративная берлога.

Я бы мог привезти ее в свою квартиру в центре, но тогда весь миф лопнул бы как мыльный пузырь.

Пошла наверх, стуча каблуками, а я сзади смотрел на ее стройные ноги, чуть спустившиеся рваные чулки, на то, как виляет бедрами. В паху моментально прострелило возбуждением, вперемешку со злостью на ее гребаную заставку. смотрел как платье обтягивает аппетитные формы и чувствовал, что я наврал ей… я все же ее сожру. И все же прямо сейчас.

В один прыжок догнал, схватил за локоть и впечатал в стену, обхватил лицо ладонью и, не давая думать жадно впился в ее рот. Даааа. Б***ь, дааа. Соленые губы после слез. И сладкие. Оторвался на мгновение, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Зря поверила, маленькая… я ведь все же собираюсь тебя съесть.

Снова впился в ее губы, но уже не насилуя, лаская языком, пробиваясь в мякоть рта и сплетая с ее языком, сильно сжимая тонкую талию одной рукой и удерживая ее лицо другой.

— Все такая же сладкая, — зарываясь пальцами в волосы, притягивая к себе, — такая же, понимаешь?

Наклонил голову к ее шее, скользя жадно открытым ртом сбоку, к мочке уха, чувствуя, как она начинает дрожать.

* * *

Я растерялась. Я просто растерялась, когда он бесцеремонно оттолкнул к стене и набросился на мой рот. Растерялась настолько, что, когда оторвался от моих губ, разочарованно застонала, инстинктивно потянувшись к нему всем телом. Господи, это ведь так естественно — целовать его, видеть эту страсть в его глазах, голодный блеск, которым он обжигает губы, скулы, чувствовать жар его тела. Он передается мне, танцует под кожей, заставляя выгибаться навстречу себе. И когда коснулся языком шеи, почувствовала, как начали подгибаться колени. Сумасшедшая реакция на него. На его запах, на его руки, на его прикосновения. То, чего никогда не было и не могло быть с Грантом. А все потому что он заклеймил много лет назад. Заразил собой, заполнил так, что во мне не осталось места для других. Вцепилась в руки Артема пальцами, притягивая к себе, ощущая животом его возбуждение. И именно это и отрезвило. Будто ведро воды вылили на голову. Что я делаю, Боже? Почему позволяю то, чего не имею права позволять?

Уворачиваюсь от его поцелуев, пытаясь оттолкнуть от себя.

— Отпусти… пожалуйста, Артем, — касаясь пальцами его скул, — отпусти меня, прошу.

* * *

Этот ее голос и глаза огромные, полные отчаянья какого-то надорванного, и я не смог… как и раньше. Никогда не мог ломать ее насильно… точнее, я мог, но я не хотел. Мне было дико пачкать ее. Я тогда хотел с ней красиво… так же красиво, как и она сама. Меня трясло от одной мысли о ее теле, о ней подо мной. И в то же время сейчас она уже другая. Не моя. Чужая.

Провел большим пальцем по ее нижней губе, оттягивая вниз, скользя по подбородку и сосредоточенно глядя ей в глаза:

— Я не могу тебя отпустить… ты еще не поняла, мышка? Я к тебе приехал. За тобой. Я не отступлюсь.

Зарылся обеими руками в ее волосы, растворяясь в этих расширенных глазах, в своем собственном отражении, дрожащем в черных зрачках моего персонального Ада. Резко выдохнул и отпустил ее.

— Идем в дом. Не бойся. Я не сделаю ничего из того, чего ты не захочешь сама.

А потом наклонился к ее уху, проводя по нему губами, осторожно целуя мягкую мочку:

— Но я сделаю все, чтобы ты этого захотела…

*5 — Люблю тебя безумно (армянский. прим. авторов)

ГЛАВА 8. Артем, Нарине

Закрыла глаза, отдаваясь надорванной нежности его рук, позволяя себе утонуть в его голосе, обволакивающем и в то же время таком сломанном.

Почему он говорит так, будто для него действительно что-то имело значение? Почему дразнит этими признаниями? Мы же оба знаем, что это ложь. Именно так она обычно и звучит — как самая хрупкая надежда, которую страшно разбить неосторожным прикосновением. Только слушать, закрыв глаза, не умея и не имея сил не верить.