Завтра. Гром завтра. Солнечный восход завтра. Долгая дорога в завтра

– И приводили их сюда, – прошептала Бессальтон. – Убивали одного за другим. Какие звери!

* * *

– Нет! – Мэрили взяла Бессальтон за руку. – Не называй их так, потому что мы делали почти то же самое. Мы убивали людей, чтобы нам было лучше. Разве это почти не одно и то же?

– О! – воскликнула Бессальттон. – Как ты можешь так говорить? Мы были на войне…

– Подождите! Подождите вы обе! – Джимкорбин пытался улыбнуться, но у него были слишком напряжены губы. – Сейчас вы должны думать, как нам убраться отсюда, прежде чем море успокоится и птички вернутся.

– Почему ты считаешь, что они обязательно вернутся, когда море успокоится? – поинтересовался Дикар. – Ведь они считают, что Хенсмолл последний из белых. Зачем им возвращаться?

– Потому что они не кончили. Я много читал о них в детстве и знаю, что это жертвоприношение не закончено.

– Как? Что значит не закончено?

– Его сердце… Дьявольщина, Дикар, я не хочу объяснять этот кровавый обряд. Но поверь мне: они ушли отсюда из-за урагана до того, как закончили, поэтому они вернутся. И если, вернувшись, застанут здесь нас – еще четырех белых – ну, то, что произойдет с нами, будет очень неприятно. Нам нужно убираться отсюда.

– Куда? Куда нам идти?

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

– В джунгли? – спросил Дикар. – Думаешь, мы там будем в безопасности? Пятьсот американцев не были, нет. Нет, Джимкорбин. Я не хочу, чтобы на меня охотились днем и ночью. Я говорю: мы останемся здесь и, если твои майя придут, умрем, сражаясь с ними.

– Отлично. Прекрасное чувство, мой мальчик. Только одно неверно. Посмотри на нас. – Джимкорбин широко развел руки. – Нагие, как в тот день, когда родились. Чем мы будем сражаться?

– Дикар! Джимкорбин! У нас есть чем сражаться. – Мэрили была возбуждена. – Есть одежда, и есть оружие. У нас много всего.

– У нас есть оружие? – Джимкорбин уставился на нее. – Где?

– Здесь. За камнем, который мы отвернули. – Она схватила его за руку и потащила. – Идем! Я тебе покажу.

* * *

Они обошли большой камень, прошли через то место, где он стоял, и свет факелов на стене большой пещеры бросал их тени вперед, на помещение, в котором текла вода.

Дикар прошел в это помещение и в тени увидел яркие и сверкающие цвета – зеленые, алые, синие, желтые.

– Боже! – выдохнул он. – О, боже!

Синими, алыми и зелеными были перья, висящие на каменной стене. Плащи, сплетенные из перьев. Пояса. Головные уборы с длинными перьями, каких Дикар никогда не видел.

А желтое – это золото. Золотые чаши и кубки, блюда и тарелки, наваленные грудами в нишах другой стены, сотни, а рядом золотые копья, золотые луки с тетивой из золотой проволоки, золотые ножи с рукоятями из зеленого прозрачного камня, вспыхивающего в тусклом свете так ярко, что Дикару было больно смотреть. И на всех этих золотых вещах были изображения, глубоко врезанные прекрасные изображения людей в одежде из перьев.

– Сокровищница, – прошептал Джимкорбин. – Золото, которое искали конкистадоры и прятали от них индейцы. Огромное состояние – и для нас оно бесполезно. Я отдал бы всю эту груду за сытный обед.

– Еда тоже здесь есть, – ответила ему Мэрили. – Вот здесь.

Она побежала в другой конец помещения, откуда доносилось журчание воды.

– Фрукты незнакомые, но, должно быть, есть их можно.

Дикар увидел груду плодов у стены, увидел ручей, вытекавший из пасти змеи, вырезанной в стене, и текущей в чашу внизу. А змея странная, крылатая.

– Я понял. – Джимкорбин указал на золотые цепи, свисавшие с колец со стены между грудами фруктов и водой. – Здесь они приковывали свою жертву, пока она не понадобится. Но к жертве нужно было относиться как к богу и хорошо ее кормить.

Учитывая, что нам оказали бы такой же почет, я считаю, что мы имеем право взять все, что с этим связано. Но я вношу предложение: сначала умыться и одеться.

Я не забыл твою лекцию, Мэрили, – усмехнулся он, – но так как это не помешает нам умереть, когда нас придут приветствовать хозяева, ты не станешь ругать меня за то, что я хочу предстать перед своим Создателем прилично одетым, причем в такой одежде, к которой я не привык.

– Конечно, Джимкорбин. На самом деле, – рассмеялась Мэрили, – мы с Бессальтон сами не можем дождаться, когда наденем эти замечательные вещи.

Они неожиданно стали такими же веселыми, какими бывали на Горе. Они знали, что скоро умрут, и им казалось легким находить удовольствие в мелочах.

* * *

– Я очень рада, что можно смыть черную краску с твоих волос и бороды, – сказала Мэрили Дикару. – Мне нравится, что у меня снова светловолосая пара. И я считаю, что ты выглядишь прекрасно.

– Я чувствую себя ужасно глупо.

Единственным, что во всем этом понравилось Дикару, был лук, который он держал в руке, – прекрасно уравновешенный золотой лук и еще висящий у него на плече колчан с золотыми стрелами с алыми перьями и острыми обсидиановыми наконечниками. – А это я сниму.

– Не смей. Повернись, чтобы я посмотрела, как ты выглядишь со спины.