Завтра никто не умрет

– Уже становится, ты прав... – Финальная судорога потрясла молодое тело, девушка посмотрела на Павла до изумления ясными глазами и затихла.

– Пошли, командир, – потянул Туманова за рукав Газарян. – Пошли, Оксанке уже не поможешь. Злодеев не двое, больше. Их рыл пять. У меня под окнами тоже кто-то возился. Давай в Оксанкину комнату, попробуем через окно выбраться...

На Туманова нашло отупение. Газарян тащил его за собой, а он терял связь с реальностью. Убьют – давно пора. Все равно когда-нибудь убьют. Ну, повертишься еще пару минут или пару лет... В комнате Оксаны посетителей не было. Он задел плечом ее курточку, висящую на вешалке. Раскрыл, сунулся лицом внутрь, втянул в себя ее запах. Почувствовал, что падает – земля не держала. Но нет, он еще поживет. Павел схватился за стену, отдышался. Газарян колдовал над закрытым окном. Стукнул шпингалет, еще один.

– Ну, что, командир, рискнем? Здесь бежать-то недалеко – полянка, а за ней лес. А в лесу нас ни один лесник не сыщет. Ты чего там завис? Отомри, командир. После будем плакать и убиваться. Поехали? Три-пятнадцать...

Молодец Газарян. Боец, несмотря на уйму недостатков, толковый. Он не стал открывать окно – давать противнику время сообразить что к чему. Запрыгнул со стула на подоконник, прижал плечо к уху, натянул на голову воротник – и бросился вперед! Посыпались осколки – и одновременно по входной двери снова начали стрелять. Пусть стреляют. Туманов рванулся, запрыгнул на стул, на подоконник – вывалился в уже пустую раму. Кусты смягчили падение. Он ободрал лицо, подвернул, кажется, палец на ноге – ничего страшного. Газарян уже сидел, прижавшись плечом к стене домика, высаживал пулю за пулей в сторону угла. Щелчок – кончилась обойма.

– Вали через полянку, Павел Игоревич, – бросил через плечо Рудик. – Я прикрою. Какая-то сволочь там за углом.

– Ага, прикроешь, – ядовито сказал Туманов. – У тебя патроны кончились. Сам беги. Я прикрою.

– Ты уверен?

– Да беги! – он схватил Газаряна за шиворот, с силой толкнул в кусты. – Продирайся, топай!

Мельком глянул, как улепетывает боец к лесу, сел на колено, наставил пистолет в темноту. Действительно, шевельнулось что-то на углу. Павел выстрелил. Тень убралась. И вдруг загрохотало за спиной! Твою мать! Ведь два угла у каждой стороны! Он рухнул на бок. Но стреляли не в него. Газаряну до леса оставалось метров шесть, когда его подстрелили. Он закричал от боли, но продолжал бежать. Вторая пуля была точнее. Рудик снова вскрикнул, упал в кустах у самой опушки – уже практически в лесу. Ярость мутила сознание, слепила. Туманов с трудом поймал в перекрестье прицела скрючившееся на углу тело. Выстрел – и меткий стрелок, охнув, повалился на бок. Павел пробился через кусты, виляя бросился к лесу. Туманов ждал выстрела, а когда он прогремел, метнулся в сторону. Удача – это здорово, но ведь надо уметь ею пользоваться! Обожгло огнем поврежденную лодыжку, но он уже влетал в кусты, пробороздил пузом какие-то коренья, покатился в яму. Но живо засучил конечностями, полез обратно. Рука сжимала «беретту» с глушителем – не нашлось еще такой силы, что заставила бы его выпустить оружие. Павел поднял над косогором голову. Не всех еще злодеев положили. Неясная тень отделилась от угла, он выстрелил. Человек споткнулся, упал. Туманов положил пистолет на землю, пополз вперед. Схватил Газаряна за шиворот, поволок к себе. Они лежали под кустом на опушке. Газарян с трудом дышал, глаза его мутнели.

– Рудик, ты как? – Павел сунул руку под свитер (Газарян даже куртку не надел), нащупал что-то теплое, липкое. Как минимум, одна из пуль прошла навылет.

– Да не щупай ты меня, не баба... – прохрипел Газарян. – Готов я уже, командир, прости... Мертв, как рок-н-ролл, блин... Холод забирает, дубак, как на полюсе... Неслабо ты меня прикрыл, Павел Игоревич, спасибо тебе огромное...

Как же так?! Туманов чуть не завыл. Может, просто ранен, обойдется? Он склонился к товарищу. Но нет, судорожное дыхание говорило за себя – начиналась агония.

– Да ладно, командир, не отчаивайся... – различил он сдавленный шепот. – Тебе ведь тоже не позавидуешь... Сегодня ночью все умирают у тебя на руках... Все в порядке, не грузись – поел перед смертью, попил, даже поспал немного... Бросай ты всю эту хренотень, беги из страны, уезжай к своей первой леди, пока самого не достали...

Агония была страшна. Газарян выгнулся, громко застонал, забился в конвульсии. Туманов держал его, пока не кончилась агония, обнимал за плечи, бормотал что-то успокаивающее. А потом обхватил голову руками, упал в талый снег, завыл, как матерый волчище. Оскаленный, грязный, страшный, он вскинул голову, когда услышал, как убийцы перекликаются между собой, и нащупал пистолет. Двое короткими перебежками бежали в его сторону. Павел начал стрелять, выпустил две пули – и патроны закончились. Двое попадали в грязь, но продолжали ползти. Он отжался от земли, скатился в яму, побежал в лес...