Завтра подует завтрашний ветер

Она прошла на свое место на танцполе, изрядно потолкавшись между зрителями и встала на более менее свободное место. Ей пришлось ждать еще несколько минут. Несмотря на то, что собрался полный зал, а он был далеко не маленький, участники группы медлили выходить из-за кулис.

Но вот началась первая песня. Свет приглушили, и каждый музыкант начал выходить по мере того, как начиналась его партия. Сначала вышел Хирамаки Юта. Это уже был далеко не тот пугливый школьник, а вполне уверенный в себе юноша с экстравагантной прической и тысячей и одним значком на своей черной жилетке. Потом к своему синтезатору подошла откуда ни возьмись Томояма Харука. Ее стрижка стала еще короче, и с каждым годом розовые пряди в ее волосах все увеличивались. Насколько Мидори знала, она после некоторых разногласий все-таки приняла чувства Такахиши Кенты. Затем появился он, Кикучи Дзюн, все такой же подкрашенный, а волосы выкрашены тоником в красный. Мидори прекрасно знала, что он не покрасит волосы, потому что всегда гордился их непроницаемой чернотой и изменять своим привычкам вряд ли собирался. Отбивая ритм, из темноты появился Аоки Томору. Вряд ли когда Мидори могла представить его без барабанных палочек. И наконец, сам Кента, выйдя из темноты, начал петь свои слова.

Концерт проходил на ура. Мидори могла признать, что их музыка стала намного лучше, и некоторыми песнями можно было заслушаться… Они были прекрасны. Она не вела себя как отъявленная фанатка, она просто стояла и молча смотрела на них. Но вдруг после конца очередной песни Дзюн подошел к Кенте и шепнул ему что-то на ухо. Кента сначала возмутился, но нельзя было расслышать из-за чего. Потом он отошел в сторону и…

Это была старая песня. Та самая, которую Дзюн записал для нее очень давно, еще тогда, когда он приехал за ней в Сеул. Она никогда не видела, как он исполнял ее вживую, только слушала в записи. Несмотря на то, что она слышала ее несколько лет назад, помнила каждую строчку. Ей на секунду показалось, что он играет на гитаре тем самым медиатором, который она обронила в той захолустной звукозаписывающей студии. Но, конечно, нет. Он мог потерять его миллионы раз. Он снова пел их историю, то когда они встретились, то, как вместе переживали каждый момент их жизни. А она просто слушала. Так давно… И совсем недавно. Был только он и гитара, все остальное оказалось бы лишним. И была она. Она могла поклясться, что он смотрит именно на нее, и она не знала, куда деться от этого взгляда, такого пронизывающего, такого пронимающего. Она забыла обо всем на свете, забыла, что стоит в большом зале одна среди многотысячной толпы, забыла, что находится в другой стране. Она только слышала его голос, низкий, но мягкий, местами с хрипотцой. Песня уже закончилась, а она все продолжала так стоять, опустив руки и смотря на него.

– Я знаю, ты слышишь меня… – сказал Дзюн в микрофон. – Ты ведь помнишь, да? Только не забывай этого…

Он говорил по-японски, и далеко не все могли его понять, но даже для тех, кто знал язык, смысл оставался за плотными занавесками. Поняла только она одна, на что Дзюн и рассчитывал. Она уже хотела уйти, но пробраться сквозь эту толпу вряд ли было возможно, поэтому она осталась стоять на своем месте, ожидая конца выступления. Оставалось ждать не так долго, концерт близился к концу. Под самый конец они исполнили веселую и совершенно невдумчивую песню. Кажется, ее взяли куда-то саундтреком…

Вот и закончился единственный концерт в Тайване. Через несколько дней они уже должны были выступать в Гонконге, как значилось в программе на небольшой рекламе. Ушли со сцены они точно так же, как и появились – как только заканчивалась их партия в песне. Последними ушли Харука и Дзюн.

Мидори уже начала двигаться к выходу, медленно, как бывает в таких случаях. Их музыка действительно стала лучше, Мидори почувствовала это всеми клетками души. И если бы не та песня, то она бы осталась совершенно довольна концертом.

Нет, это не любовь, думала она, подходя к выходу. Это… она не смогла найти определение тому, чего Дзюн пытался добиться.

По окончании концерта темные мысли снова начали одолевать ее. Стоило вспомнить этот девичий голос, эти сброшенные звонки, и весь мир уже терял краски. Теперь она решила с головой окунуться в работу, лишь бы не думать об этом. Но отвлекло ее совершенно другое. Уже было темно, солнце давно село. Уже накрапывал дождь и поднялся сильный ветер. Она уже вышла из клуба, уже начала выходить на главную улицу, чтобы сесть на автобус, но ее окликнули.

Это был Дзюн. Он стоял, опершись о стену здания, уже одетый в обычную одежду, смывший сценический грим. Мидори оглянулась и посмотрела на него, удивившись, как он успел переодеться и выбраться из зала.

– Не думал я, что мы здесь встретимся, – сказал он, подойдя к Мидори.

Она только ожидающе смотрела на него, ожидая, что он скажет очередную гадость.

– Может, сходим поужинаем?

– Зачем тебе? – Мидори приподняла бровь, на время забыв о своих проблемах.