Завтра в тот же час

Леонард лежал тихо. Во время своих дежурств Элис просто наблюдала за ним, чтобы убедиться, что его грудная клетка поднимается и опускается. Дебби и Мэри по очереди заглядывали к ней, как скауты, следящие за костром. В какой-то момент Дебби отвела и уложила Элис на диван. Она заснула прямо в кресле и снова провалилась в сон, как только ее голова коснулась подушки. Ей снилось, что она снова в старшей школе, что она на своей вечеринке. Ее обнимали Сэм и Томми; Кенджи Морис тоже там был, стоял в углу, привалившись к стене. Но это была не Сэм, это была Дебби. Ласково, но настойчиво хлопала ее по руке, возвращая к реальности.

Элис заморгала, ожидая, когда Дебби заговорит.

– Мне кажется, началось, – сказала она. В лице ни кровинки, рот приоткрыт, как у рыбы, которая прочесывает морское дно в поисках еды. В голове у Элис мелькнула мысль о том, до чего же безобразно она выглядит, и она отшатнулась, как делала иногда, когда ее мать все еще жила с ними и Элис случайно становилась свидетелем всяких взрослых моментов, например, когда Серена выдергивала выросший на подбородке волосок тем же пинцетом, которым Леонард вытаскивал занозы. То, что происходило на лице у Дебби, выходило за пределы повседневности. Это было что-то очень личное. И настоящее.

– Сколько сейчас времени? – спросила Элис. Ее глаза потихоньку привыкали к темноте.

– Три часа ночи, – ответила Дебби. – Соберись с духом. И иди. – Она крепко сжала плечо Элис и пошла в сторону спальни.

Элис опустила ноги на пол. Вгляделась в часы на стене, они показывали 3:05. Она могла пойти прямо сейчас: выйти через входную дверь, снова стать шестнадцатилетней и увидеть, как отец завтракает и читает газету. Увидеть, как Урсула обвивает его крепкую шею. Она могла заставить его смеяться, подшучивать над ним и чувствовать всю его любовь, направленную на нее, как свет автомобильных фар.

* * *

Ей было не под силу его спасти, Элис это понимала. Леонарду самому не нравились такие романы, книги, в которых медицинские технологии могли веками поддерживать чью-то жизнь, книги с мозгами в банках, книги с бессмертными вампирами и жадными до власти колдунами. Ему всегда казалось, что простым решениям сильно не хватает правдоподобия, даже несмотря на тот факт, что он сам написал два романа о подростках, путешествующих во времени. Они с Сереной могли бы остаться вместе, он мог бы найти настоящую работу, он мог бы носить что-то, кроме одежды из магазина для заядлых туристов, но он не стал. Он не боялся поступать по-своему. Он всегда оставался собой. Хочешь – бери, не хочешь – оставь и иди. И Элис не могла его оставить, только не сейчас. Она надеялась, что он тогда сказал правду о любви, обо всей той любви, которая продолжала существовать. Он не был религиозен, и она тоже. Считается ли религией вера в литературу и искусство? Или в то, что истории, которые ты рассказываешь, могут тебя спасти и тронуть всех, кого ты любил?

* * *

Элис заставила себя встать и направилась в комнату Леонарда, и теперь ее путь освещал ее собственный свет.

Глава 64

Элис почти не заметила, как добралась до дома. В метро было тише, чем обычно. Она в последний момент подняла глаза, чтобы заметить, как двери закрываются на Боро-Холл, и поспешила выскочить. Дорога от станции даже в хороший день занимала целых пятнадцать минут, но Элис было все равно. Она просто по очереди переставляла ноги, пока не оказалась на крыльце своего дома.

* * *

Мэри знала, что нужно делать. Они с Дебби продумали все заранее, кому позвонить и в каком порядке: похоронное бюро, банки, друзья. Некролог тоже уже был готов. Фото Леонарда появится во всех газетах и в Твиттере. Оно же появится в ролике на вручении Оскара, пока какая-то женщина в красивом пышном платье будет петь «Где-то за радугой». Элис позвонила некоторым друзьям, они с Дебби поделили список. Никто не удивился. Все проявили сочувствие. Во время первых звонков Элис плакала и едва могла выдавить из себя слова, но потом входила в ритм и обнаруживала, что в состоянии это вынести. Ее хватало на несколько минут, после чего она снова начинала плакать. Элис обнимала Мэри дольше, чем когда-либо в своей жизни обнимала малознакомого человека. Такие же чувства люди испытывают к акушеркам, сослуживцам и товарищам по несчастью – они вместе стали свидетелями того, что ни один другой человек никогда не сможет понять.

* * *

Элис нашла ключ от квартиры, но у нее никак не выходило вставить его в замок. Зазвонил телефон – Сэм – Элис взяла трубку, понимая, что совсем не может говорить. «Милая, – снова и снова повторяла Сэм. – Милая. – Сэм была хорошей матерью и хорошей подругой. – Я приеду. Привезу тебе чего-нибудь поесть».

– Хорошо, – ответила Элис и отключилась. Она снова попыталась справиться с дверным замком, но не смогла и швырнула ключи на тротуар.

– Блядь!

Дверь, которую она пыталась открыть, медленно распахнулась.

– Элис?

Это была Эмили.

– Привет. Прости за шум. У меня что-то с ключом. – Элис почувствовала, как к горлу подкатил ком. – Прости.