Здесь, в темноте

– Жюстин, я в порядке. Возвращайся в дом. Я слишком много выпила, и эта таблетка, которую ты мне дала, запудрила мне мозги, и все это было, как ты выразилась, в высшей степени неловко. Я в высшей степени смущена. Но сейчас я в порядке. Я сама доберусь домой. – Я делаю шаг по тротуару, но мои колени почти подкашиваются, и мне приходится схватиться за парковочный счетчик.

Жюстин никак не комментирует, но, когда она вдыхает, я слышу, как воздух со змеиным шипением выходит у нее сквозь зубы. Она хватает меня под мышку и тащит в сторону Фронт-стрит. Ее перья сверкают в свете фар, привлекая внимание проезжающего такси. Она усаживает меня внутрь и дает водителю адрес своего дома.

– Собираетесь на вечеринку? – спрашивает таксист, одаривая ее ухмылкой. – Вы, наверное, Матушка Гусыня?

– Нет. Я чайка, – огрызается Жюстин. – И по совместительству гребаная нянька.

– Прости, – повторяю я. Я не решаюсь рассказать ей о том, что видела. Что я наполовину убеждена: у меня галлюцинации. – Я сегодня толком ничего не ела…

– Заткнись нахрен. Ты уже большая девочка. Достаточно взрослая, чтобы знать, когда тебе достаточно. Если тебя снова вырвет, я не буду держать твои волосы.

– Вырвет? – подскакивает водитель. – Только не в моем такси! Я остановлю машину, вам лучше выйти.

– О, и ты тоже заткнись нахрен! – рычит Жюстин. – Это незаконно.

Мы едем дальше, и через закрытые окна я слышу, как нарастает коллективный рев, а затем начинают взрываться фейерверки, окрашивая окна в золотистый, красный и огненно-белый цвета.

– Новый год, – говорю я.

– А это, видимо, твоя гребаная хватка критика, из-за которой ты так знаменита.

Фейерверк – шум и краски – ошеломляют меня. Я закрываю глаза, жалея, что не могу уснуть, и прислоняю голову к окну.

– Уже полночь, – бормочу я, не открывая их. – Ты обещала мне те таблетки.

– Серьезно? Пять минут назад я прикидывала, не нужно ли тебе промыть желудок. А теперь ты хочешь таблеток? Во имя изначальной богини, мать твою, Вив! Которая пьет все напитки, снюхивает все дорожки и глотает каждую таблетку. Может быть, это выглядело круто, когда нам было по двадцать. Что вряд ли. А сейчас и подавно. Так что повзрослей уже, мать твою. Потому что мне чертовски жаль, что твоя мама умерла, что ты больше не могла играть, что ты на какое-то время немного сошла с ума и что ни один из абсолютных бездельников в Медицинском университете не смог ничего исправить, поэтому вместо этого ты застряла со мной и бесконечным набором дерьмовых механизмов преодоления. Все это отстой. Но сюрприз, детка! Взрослая жизнь! Тут всегда отстой. Ты справляешься с этим. Ты извлекаешь из этого максимум пользы. Так что да, больше никаких гребаных фармацевтических препаратов для тебя. Если хочешь передознуться, то сделай это по собственному рецепту.

– Я пыталась смириться с этим, – говорю я. – До сих пор пытаюсь. Конкретно сейчас я просто хочу поспать.

– Да? Судя по всему, вечным сном?

– Только эту ночь, хорошо? – Я открываю глаза и поворачиваю лицо к Жюстин. – И с каких это пор ты участвуешь в общественной кампании за здоровый образ жизни, мать твою? Или ты просто удобно забываешь о шрамах от бритвы, о страхе перед ЗППП, о…

Взрывается еще один фейерверк, и в его мгновенной вспышке я вижу слезу, яркую, как жемчужина, скатывающуюся по идеальной щеке Жюстин и падающую на ее трепещущие перья.

– О, Жюстин, – ною я. – Прости меня. Мне так жаль. – Мне правда жаль. Ее. Себя. Всех девочек, оставшихся без матери, которые так и не выросли, которые просто не знали как.

Но она отворачивается от меня к окну, и каждый фейерверк окрашивает ее лицо как свежую рану.

Глава 16

Откровение

Я провожу беспокойную ночь и большую часть следующего дня на мягком диване Жюстин, обитом розовой тканью, вежливо блюя в ванночку для ног, которую она использует для педикюра. Жюстин уходит вскоре после полудня, бросив запасную связку ключей среди стразов на кофейном столике и напомнив мне, чтобы я заперла квартиру и попросила, если смогу, «сыграть роль человека с базовыми навыками выживания». Час спустя я послушно убираю квартиру и затем после короткой остановки в магазине на углу ползу к себе домой. Оказавшись внутри, я запихиваю чай с молоком и половинку печенья с маслом в свое разодранное горло. Потом я забираюсь в постель, натягиваю одеяло на голову и съеживаюсь в темноте в ожидании чего-то похожего на сон.

Я просыпаюсь слишком рано, неподвижная под скомканным одеялом, а в голове заново начинают прокручиваться события последней ночи. Видела ли я Дэвида Адлера на вечеринке? Или у меня разыгралось воображение? Учитывая темноту, костюмы, выпивку, таблетки, я, возможно, никогда не узнаю. Но у меня есть его флэшка, которую необходимо разблокировать. Я вытаскиваю телефон из зарядного устройства, и, после почти бесконечного количества звонков, Эстебан неохотно отвечает, хотя его тон поднимается на октаву, когда он слышит мой голос.

– Привет, бебита. Загадала желание вчера?