Здесь все взрослые

Сесилия посмотрела на стопку одежды, приготовленную для нее Августом – в основном футболки и еще несколько загадочных вещиц. А он продолжал бросать ей одежду через металлическую перекладину примерочной, и вещи сыпались на Сесилию огромными снежинками, от которых слегка попахивало нафталином. Стянув с себя футболку и оставшись в бюстгальтере, она смотрела на свое отражение в тускловатом зеркале. С начала лета она успела подрасти. Слева на животе у нее была родинка, и, как ей казалось, можно подумать, что у нее два пупка, как у какого-нибудь персонажа из реальной кинофантастики – мир там вроде бы вполне обычный, только у людей есть дополнительные части тела, а машины умеют говорить. На сиськи вообще жалко смотреть, они какие-то кривые. У мамы соски коричневые, эдакие горошины на мальчишеском теле, а у Сесилии – нежно-розовые, чуть темнее остальной кожи – ясно, с ними что-то не так. А еще не так, что по ту сторону примерочной стоит парень и прекрасно знает, что она по крайней мере наполовину голая. Иногда Сесилию одолевали фантазии – вот бы перебраться в сельскую Пенсильванию, жить в секте аманитов, закатывать фрукты и печь пироги, плавать в платье до полу. Все тело упрятано. Так ведь куда легче. Или, еще прикольней, в парандже.

Она нагнулась к стулу и взяла первую вещь из стопки. Винтажный комбинезон, от плеча до кисти сбегают яркие красно-оранжевые полосы. Сесилия вошла в него и застегнула все молнии. Костюм был ей точно впору, и казалось, что ноги растут прямо из ушей. Она повернулась – посмотреть, как эта красота выглядит сзади. В таком прикиде можно лягнуть ногой, как в карате. Или прыгнуть. Или отремонтировать машину, или дать бой криминалу, хотя никакого опыта на этот счет у нее нет. Но вид – настоящая задира, никогда она так не выглядела. Вот есть тело, и оно никак не связано с мозгом, она – головастик с ногами, который прошел только полпути. В этом комбинезоне она – натуральная лягушка. Правда, что ли, прыгнуть? Сесилия откинула занавеску, и Август одобрительно кивнул.

– Видишь, что значит клево, – оценил он. – Ты как Дэвид Боуи. В смысле, это комплимент.

– Спасибо, – поблагодарила Сесилия.

Она знала, что Дэвида Боуи любит мама, хотя ни одной его песни не слышала, даже не представляла, как он выглядит, поэтому постаралась придать лицу нейтральное выражение.

– Я предложил это надеть мой лучшей подруге, Эмилии, но ей не подошло, – сказал Август.

– А-а. – Сесилия с удивлением ощутила, что ее будто ткнули в живот палкой.

– Она всегда приезжает хотя бы раз в год. Живет в Уэстчестере, в Доббс Ферри. Мы вместе ездим в лагерь. Уже четыре лета подряд. Ее родители – терапевты, любят говорить о чувствах, о сексе, все такое, между прочим, позволяют ей спать в моей комнате.

– А-а, – снова произнесла Сесилия, надеясь, что лицо ее не подведет и даст понять, что у нее есть хотя бы толика жизненного опыта Августа, что она вполне входит в его положение. – Клево.

– Так ты живешь у тети? – спросил Август.

Он уже развешивал одежду по местам, и Сесилия торопливо вернулась за шторку, померить то, что осталось, и не забыть все аккуратно сложить и повесить. Бросать вещи в беспорядке ей не хотелось, надо помочь.

– У бабушки. На какое-то время.

Неожиданно впервые в жизни Сесилия увидела свое будущее как большой вопросительный знак. Что она думала о будущем раньше? Еще год в средней школе, пробиться в какую-нибудь приличную школу для старшеклассников, потом колледж. Наверное, лучше остаться в Нью-Йорке, а может, и нет. Однако так она думала пять лет назад, а пять лет назад ей было всего восемь, и за эти пять лет минула целая вечность. И сейчас вместо всего этого перед ней маячила огромная пропасть, словно ее будущее уволокли инопланетяне. В небе плавал вопросительный знак.

– Что такое? – мягко спросил Август.

– Не знаю, – ответила Сесилия. От нее ускользнуло будущее, вот что. – Всякое.

Внизу снова звякнул колокольчик, и Портер крикнула:

– Эге-гей! Есть кто-нибудь?

И Сесилия подумала о своих родителях – они бы ей позволили остаться в доме мальчика? Возможно, им бы и в голову не пришло, что тут может быть нечто большее, чем пение под луной, как в «Звуках музыки», а скорее всего они бы просто не поняли, почему родители должны возражать. Когда у Сесилии начались месячные, Джульетта попробовала просветить дочь и объяснить ей, что такое «заниматься любовью» (так и сказала), Сесилия зарыла лицо в подушку и закричала. Сейчас ей стало ясно, что она вообще ничего не смыслит в жизни, что таких жалких девиц свет еще не видывал… впрочем, она уже знала, что наденет в первый школьный день.

Глава 12

Соболезнования