Видеть человека с крепким здоровьем, доведённым до такого состояния, каким-то образом ещё больше расстраивало. Морфин начал действовать, но Итан явно продолжал испытывать боль, из-за низкого кровяного давления, Гарретт не смела дать ему больше.
Гарретт никогда не испытывала такого облегчения, как когда прибыл доктор Хэвлок. Его компетентное присутствие придавало ей уверенности, что вместе они вытащат Итана. Характерная копна белоснежных волос Хэвлока была поспешно зачёсана назад, на щеках и подбородке поблескивала однодневная серебристая щетина. Он с предельной расторопностью осмотрел Итана, ответив на бессвязные бормотания раненого человека несколькими успокаивающими словами.
Когда Хэвлок закончил оценивать его состояние, они с Гарретт отошли к дальней стене библиотеки для личного разговора.
– Он на грани сосудистой недостаточности, – тихо сказал Хэвлок, с мрачным видом. – На самом деле, я никогда не видел пациента, способного выдержать такую сильную потерю крови. Пуля попала в левую грудную мышцу. Я не удивлюсь, если артерия полностью перерезана.
– Я подумала о том же... но если это так, то смерть должна была наступить мгновенно. Почему кровотечение остановилось? Если бы кровь проникала в грудную полость, то функция лёгких бы нарушилась, но они в порядке.
– Возможно, стенки артерии сузились, тем самым произошла временная закупорка.
– Если окажется, что это подмышечная артерия, и я её перевяжу, хватит ли руке кровоснабжения?
– Да, будет вполне достаточно коллатерального кровообращения. Но я бы не советовал.
– А что тогда?
Хэвлок долго смотрел на неё добросердечным взглядом, который ей не понравился.
– Создайте бедняге, как можно более комфортную обстановку и дайте спокойно умереть.
Слова прозвучали, словно пощёчина.
–
– У вас не получится. Основываясь на том, чему вы меня научили об антисептике, этот человек так сильно инфицирован, и внутри, и снаружи, что надежды нет. Подвергать его ненужной операции - глупо и эгоистично. Если бы нам удалось отсрочить смерть на день или около того, он бы прошёл через невыразимые муки. Сепсис бы поразил всё тело, и органы один за другим отказали. Я не стану брать это на свою совесть, и вам не советую.
– Позвольте мне самой беспокоиться о моей совести. Просто помогите, Хэвлок. Одна я не справлюсь.
– Оперировать, когда медицинские факты того не оправдывают, если это только причинит пациенту ненужные страдания, по всем стандартам считается халатностью.
– Мне всё равно, – безрассудно заявила Гарретт.
– Вам станет не всё равно, если операция разрушит вашу карьеру. Вы же знаете, как много людей ухватились бы за шанс аннулировать вашу медицинскую лицензию. Первая женщина-врач в Англии изгнана из профессии после скандала и нарушения дисциплины... как бы это сказалось на женщинах, которые мечтают пойти по вашим стопам? А как же будущие пациенты, которым вы никогда не сможете помочь?
– Если я ничем не помогу этому мужчине, то уже больше никому не смогу. – Гарретт внезапно задрожала от силы своих эмоций. – Это будет преследовать меня вечно. Я не смогу жить с мыслью, что был шанс его спасти, а я им не воспользовалась. Вы его не знаете. Если бы он оказался на моём месте, то сделал бы всё возможное для меня. Я обязана бороться за него.
Пожилой коллега уставился на неё, будто увидел впервые.
– У вас путаются мысли.
– Я мыслю трезвее, чем когда-либо в своей жизни.
– Вы встретили этого мужчину на званом вечере у лорда Тэтхема.
Гарретт покраснела, но не отвела взгляда, признавшись:
– Мы уже были знакомы. Он мой... он... важен для меня.
– Понятно.
После Хэвлок замолк, поглаживая белые бакенбарды, а в это время ускользали бесценные секунды жизни Итана.
– Вы привезли аппарат для переливания крови? – выпалила Гарретт, вся в нетерпении определить дальнейший курс действий.
Хэвлок выглядел хмуро.
– Я пытался провести переливание крови в семи разных случаях, и все кроме одного закончились шоком, болью и инсультом или отказом сердца. Пока никто не знает, почему одна кровь подходит, а другая нет. Вы не видели, что происходит, когда процедура не удаётся. А я видел. И больше в жизни осознанно не обреку пациента на такие страдания.
– Привезли? – настаивала она.
– Привёз, – ответил он скрипучим голосом. – Да поможет господь вам и этому бедняге, если вы попытаетесь воспользоваться аппаратом. Будьте честны, доктор Гибсон: вы действуете на благо пациента или себя самой?
– Я делаю это ради нас обоих!
По его выражению лица она поняла, что ответ был неверным.
– Я не могу помочь вам сделать что-то идущее вразрез вашим и его интересам, – сказал Хэвлок. – Это сумасшествие, Гарретт.
Он никогда не обращался к ней по имени.
В пронизывающей тишине Хэвлок кинул на неё взгляд, в котором читались одновременно мольба и непреклонность, а затем пошёл прочь из библиотеки.
– Вы уходите? – поражённо спросила она.
Он переступил через порог ничего не ответив.