— У нас генералы шибко умные, да и как иначе? Чтоб на должность пролезть, несомненно нужен талант. Но чтоб с должности той департаментом или армией командовать, другой талант предъяви! А его-то и нет! Откуда двум вместе взяться талантам, когда один редкость?
— Это как жена-красавица, верная мужу. Не бывает! Или, или...
— Затеяли маленькую войну...
— О, это да, — обрадовался Вольф. Будучи оптовым поставщиком интендантского ведомства, он имел крупные убытки. — Почему товар берут у Кнопфа? Почему Вольфу конфуз?
— Успокойся, Иван Федорович.
— Нет! Я хочу справедливость! Я сын отечества и слуга престола...
— Ну, понос!
— Я не понос! Как вы смеете, господин Рябушинский!
— Иван Федорович, да ты не понял. Успокойся, милый. Сергуня тебя уважает. Верно, Сергуня?
Андрей Платонович смотрел на все это с веселой улыбкой. Наконец, он вынул из жилетного кармана золотые часы, подарок Петербургского автоклуба на трехлетний юбилей издаваемого им журнала, поддел золотую крышку. Часы показывали без четверти десять.
— Пора, — сказал Андрей Платонович, ни к кому в отдельности не обращаясь, и встал из-за стола. Его начали было уговаривать остаться: время беспокойное, не резон ехать на ночь глядя, кругом баррикады, боевики, казачки пьяные, подстрелить могут за здорово живешь, да и есть губернаторский запрет: нельзя частным лицам разъезжать по ночам.
Но Андрей Платонович стоял на своем, у него был какой-то пропуск, и он верил в удачу своего Билликена. Шофера его так звали, или он так называл свой автомобиль, никто не понял.
— Вот вам, Иван Федорович, еще одно преимущество нового транспорта, — сказал Рябушинский, желая показать Вольфу, что ничего против него не имеет. — Покупайте автомобиль, будете ездить по ночам.
Иван Федорович не понял, смешно это или не смешно, и поэтому нахмурился.
Внизу лакей подал Андрею Платоновичу широкую шубу, а Бондареву железнодорожную шинельку. И пока Андрей Платонович, подойдя к зеркалу, заматывал кашне, Георгий Николаевич ловко подхватил Бондарева за локоть, заговорил жарко и вкрадчиво:
— Надо нам с вами потолковать. Очень надо. Как будете в Москве, в любое время, ночь — за полночь, милости просим...
Нагель, замотав шею, подошел к Алабину и вынул из кармана маленькую костяную фигурку чукотского божка.
— На память. Примите. Это родной брат нашего Билликена. Известно нам, во всех автозаботах бог Билликен усердно помогает. Вильям Шекспир. Из его сочинений. Бог Билликен...
Бог Билликен сел на ладонь Георгия Николаевича. У бога был рот до ушей и маленькие веселые глазки.
В гостиной стоял невообразимый шум. Иван Федорович рвался петь русские народные песни, а Сергей Павлович Рябушинский пытался изображать адмирала Бирюлева.
— Разобьем япошек по первое число! — кричал он, выпятив живот и по-адмиральски решительно двигая вытянутым указательным пальцем. — Сотрем с лица земли и с лона морей сотрем!
— Тихо вокруг, сопки покрыты мглой, — наливаясь кровью, выводил Вольф и требовал внимания.
В Московском купеческом клубе Иван Федорович Вольф славился пением русских народных песен. Голос Ивана Федоровича, сильный и решительный, как гудок на его Дорогомиловском кожевенном заводе, способствовал тому, что слушателям в первый момент казалось, будто он вовсе даже и не поет, а сердится. На себя, на жизнь, на ворюгу-приказчика. Но при этом в его лазоревых глазах, опушенных редкими рыжими ресницами, сияли такие прозрачные слезы восторга, что московское купечество могло слушать Ивана Федоровича хоть до второго пришествия.
— Вдруг из-за туч блеснула луна, могилы хранят покой... Георгий Николаевич сел рядом с доктором.
— Василий Васильевич, как думаешь, лет десять еще поживу?
— Георгий Николаевич...
— Знаю, знаю... Сейчас скажешь, что я еще богатырь, что я еще дуб могучий и до ста лет мне еще... До ста мне не нужно. Я хочу русский настоящий автомобиль увидеть.
— Ну, так это как раз через сто лет. Страна наша полна бедности и предрассудков, а вы толкуете о фабрикации автомобилей. У нас в деревне лечатся у знахарей, у нас десятки миллионов неграмотных и самая высокая в Европе детская смертность. Ничего у вас не выйдет, фантазеры вы все!
— Э, нет, Василий Васильевич. Бог даст, я за три года такой заводец поставлю, что пальчики оближете. Людей деловых найду...
— Вот-вот, людей. В этом как раз проблема. Инженеров вы найдете. Бондарев не один. Таких, как он, уж много народилось, а вот попробуйте моего Игната шофером сделать. Он кобылу-то в грязи содержит, каждый день пьяный, того и гляди опрокинет. Едешь к больным, крестишься.
— Лодырь он у вас!
— Почему лодырь. Он такой, как все. Однако при автомобильной скорости, если он погонит автомобиль на сорок верст в час, надежды никакой.
— Бе-ле-ют кресты, — пел Вольф и мотал головой.
— А потом, где механика взять, чтоб содержать автомобиль в полном порядке? Это ж должно появиться целое гаражное сословие. Мой же Игнатушка каждый год уезжает в деревню к петровкам на сенокос, а в Москву возвращается только к успению. Это когда с посевом окончит. Право, какой из него шофер.
— Разумно. Но такие люди уже есть. Аполлон!
— Слушаю-с.