Зеленоглазка

Мне не жаль было покидать Балларат. За эти четыре месяца я стала тверже и сильнее, чем раньше, и вместе с тем более ранимой. Познав любовь – сначала к Магвайрам, затем к Адаму, – я открыла для себя новые радости и неотделимую от них боль. Теперь я была уже не сама по себе, увидев, что могу быть нужна людям и что они нужны мне. Но Балларат для меня навсегда остался связан с историей Адама и Розы, поэтому я была рада вздохнуть свободно без его наводящих тоску улиц и уезжала, не оглядываясь.

Уже зашло солнце и спустились сумерки, а мы все ехали и ехали. Адам хотел сделать остановку раньше, но Ларри настоял, чтобы мы двигались дальше. Когда мы остановились на ночевку, было уже почти темно. Адам помог мне выйти из повозки.

– Не понимаю, почему мы не остановились у «Арсенала старателя»? – ворчал Адам, с трудом разбивая лагерь в темноте. – Лучшее место на этом участке дороги.

Никогда не забуду твердости Ларри – он не выдал меня ни единым взглядом ни сейчас, ни когда мы проезжали мимо «Арсенала старателя».

– Я никогда не любил это место, – сказал он, – и стараюсь, если возможно, не делать там остановок.

После ужина Ларри сразу забрался в свою палатку, оставив нас одних. Я уже оправилась от удара, нанесенного нам Розой, и теперь была готова сражаться за любовь Адама с новой силой, не собираясь так легко уступать его призрачной фигуре, которую я почти видела в тот вечер сидящей с нами у костра, словно в насмешку.

Поэтому я не была робкой и застенчивой с Адамом. Я хотела и звала к себе его руки, а когда они коснулись меня, с благодарностью приняла. Он знал, как надо держать женщину, как она хочет, чтобы ее держали – уверенно и сильно. Скоро уже кружевная рубашка Сары Фоли полетела на землю, и мне она уже была не нужна – Адам согревал меня своим телом. Кажется, у нас все получилось, и Адам был счастлив. Я тоже была счастлива – в основном, конечно, оттого, что он не дал Розе сегодня встать между нами. И даже боль была мне приятна, потому что ее причинял мне Адам. Вскоре я почувствовала острое наслаждение, а вслед за ним – умиротворенный покой. Все произошло очень быстро, и я не думаю, что он понял, что я не девственница. Прижавшись ко мне, он лежал, и дыхание его становилось глубоким и ровным.

– Я люблю тебя, Адам, – сказала я нежно.

– Я люблю тебя, Эмми, – наконец сказал он долгожданные слова.

И я поверила – вдруг он тоже меня полюбил?

Однако, когда я проснулась, как всегда, ранним утром и собралась с удовольствием полежать и поразмышлять о своих удачах, вдруг услышала, как во сне он бормочет имя; это было не мое имя.

КНИГА ВТОРАЯ

1855

Глава первая

Какое-то время после нашего приезда в Мельбурн отец Тома, Джон Лангли, оставался для меня почти мифическим персонажем. Я так часто встречала его имя, что казалось, от него невозможно избавиться. Это имя красовалось на телегах пивоваренного завода, в которые впрягались прекрасно подобранные пары серых коней – достопримечательность Мельбурна; на магазинах и складах, что занимали целый квартал в самой оживленной части Коллинз-стрит, на пакгаузе бухты Хобсона и на судовых лавках. Оно было написано на лихтерах, сваленных тут и там между городом и бухтой. Казалось, не было дня, чтобы, взяв номер «Аргуса», я не прочитала какого-нибудь его высказывания в качестве лидера торговли или члена законодательного Совета. У меня возник четкий образ Джона Лангли задолго до встречи с ним, частью неверный, но все же впечатляющий.

И именно Джон Лангли в конечном итоге дал нам наш новый дом.

Но так случилось не потому, что он был щедр. Я уже знала, что Лангли из тех, кто ценит труд и свои собственные силы как единственное, на что следует рассчитывать, чтобы добиться успеха. Он проповедовал бережливость и усердие, и поэтому тем, кто работал у него, было несладко. Думаю, основную роль в том, что мы поселились в домике из трех комнат за складом на Коллинз-стрит, сыграло то, что фамилия Адама была тоже Лангли.

Когда мы заняли комнату в Булл-энд-Мауз рядом с Восточным рынком на Бурке-стрит, то с самого первого дня Адам попытался встретиться с Джоном Лангли. Помню, как он уходил в первый раз в своем лучшем костюме, улыбаясь, скорее чтобы казаться бодрым, чем от уверенности, что встреча состоится. Вернулся Адам злой, держа свою шляпу так, словно хотел отшвырнуть ее.

– Он даже не пожелал меня видеть. Только послал клерка сказать, чтобы я пришел завтра.

Так продолжалось почти неделю. Оставалось только ждать. Страна все еще была взбудоражена событиями на Эврике, и имена большинства участников были всем известны. Мы и не надеялись, что Джон Лангли мог не знать о роли, которую сыграл во всем этом Адам. Мы съездили в бухту Хобсона посмотреть на «Энтерпрайз». На борт мы не поднимались, просто полюбовались с пристани его изящными линиями, новой краской, почти законченным верхом. Адам глядел на все это, как влюбленный. Такого взгляда не было у него ни для меня, ни даже для Розы.

– Когда-нибудь и у меня будет свой корабль, Эмми.