Зеленые яблочки (СИ)

— Даша, еле догнал тебя, — услышала она голос Алексея. Улыбка сползала с ее лица, уступая место печали. Не его она ждала. Не для него так затрепетало сердечко. Алексей шел рядом, соразмеряя шаги, подстраиваясь под ее, маленькие. Даше стало безразлично, кто идет рядом с ней. Алексей сразу почувствовал ее настроение. Его обидело Дашино безразличие, хотя душой он понимал, что никогда не будет любим ею. Но теперь, когда отступил Егор, появилась крохотная надежда завладеть ее вниманием. Он молча шел рядом и думал о том, что может быть, даже удастся поцеловать ее.

— Ну, чего молчишь? — Даша первая прервала затянувшееся молчание, отрывая Алексея от сладкой грезы.

— Так ты тоже не больно говорлива, — заметил он.

— А ты если набился в провожатые, так расскажи, чего нового в вашей лавке?

— Даша, — загорелся Алексей от ее мнимого внимания, — отец привез такой поплин, ярко-зеленый, а уж блестит. Ты приходи, к твоим глазам очень подойдет.

— Откуда тебе знать, чего мне подойдет? — возразила Даша.

— Ты приходи завтра, сама увидишь, — убеждал ее Алексей, — я с тебя много не возьму, даром отдам, — c жаром говорил он.

— С чего же так, даром-то? — удивилась Даша. Но Алексей не заметил иронии в ее голосе.

— Дашка, нешто ты не замечаешь, что нравишься мне? Да я для тебя горы сверну, — голос его задрожал. Обернувшись, Даша увидела его восхищенно блестящие глаза. Но ни одна жилка не задрожала внутри, не отозвалось ее сердце на искренний призыв Алексея. Тот замолчал, поймав равнодушный взгляд. Всю оставшуюся дорогу они шли молча, у каждого были свои затаенные мысли. Алексей провожал ее до самого крыльца.

— Замерзла я, — пожаловалась Даша, остановившись у порога.

Но Алексей понял ее по-своему.

— Ножки замерзли? — издалека начал он.

Даша отрицательно покачала головой. Алексей взял ее руки в свои. Она не отнимала их.

— Губки? — его голова склонилась над Дашей. Еще мгновение и он готов был поцеловать ее. Но она отвернулась в сторону, разрушая иллюзию интимности.

— Не ходи ты за мной, Алешка, — безразлично произнесла она, — не получится у нас ничего. Алексей в отчаянии смотрел на нее. Как она может вот так, прямо ножом по сердцу. Ведь он тоже не из камня вытесан. Горький ком подкатил к горлу Алексея.

— До свидания, Даша.

Он повернулся и быстро, не оглядываясь, почти побежал по дороге в деревню. Даша села на деревянные ступеньки и горько заплакала. Так горько ей было впервые в жизни. Никто еще так не обижал ее. Слезы бежали по холодным щекам, а она не замечала их, словно душа покинула это маленькое, согнувшееся на ступеньках тело. Неизвестно откуда прибежавшие Валяй и Окаянный сели по обе стороны от нее, охраняя свою молодую хозяйку. Тычась в Дашино лицо, облизывали ее щеки и поскуливали, впервые проникнувшись человеческой болью.

* * *

Егор не узнавал самого себя. Он стал равнодушен ко всему. В избе все было не по нем. Навалившаяся тоска заедала своей неотвратностью. Не хотелось выходить на улицу, утром не хотелось вылезать из постели. День был бесконечен, ночь — словно век. Спать не хотелось. Почти все ночи он не смыкал глаз. Потом не мог и вспомнить, отчего ворочался на мягкой перине. Мыслей в голове не было, будто стерла их чья-то злая рука. Он изменился как-то сразу, все домашние заметили это. Сестры посмеивались, подозревая о неладах с Дашей. А для него Даша стала лишь далекой призрачной фигурой. Лицо ее уплывало из памяти, стоило только ему подумать о ней. Иногда ночью ему улыбалось чье-то знакомое лицо, но он никак не мог понять, где видел его. С каждым днем усиливалось безразличие. Все, что бы он не взял в рот, было горьким. Он сказал об этом матери. Та обиделась: едим из одной чашки, никому не горчит, тебе только. Он слышал, как мать по ночам плакала и молилась. Видно, о нем пеклась. Приходил Никита, пытался растормошить его. Прибаутки так и сыпались из него, будто долго готовил их, а теперь применял к месту и не к месту. Но даже друг не мог расшевелить Егора. Лежа на кровати, он слушал и не слышал его. Вид друга пугал и удручал Никиту. «Валяется на полатях, как бревно» — думал Никита.