Зеленый фургон

Образы Володи и Шестакова автор выписал с большой, теплой любовью. За этой любовью, как и за всем тем, что описано в «Зеленом фургоне», явственно ощущается глубокий и умный подтекст повести, составляющий ее смысл и душу. Почему закоренелых, прожженных бандитов ловит и побеждает юноша, почти мальчик, Володя и старый метранпаж, всю жизнь простоявший у типографского талера, да еще при малонадежном милиционере Грищенко? Какие силы, какие качества помогли этим милым, смешноватым, совершенно неопытным людям совершить опаснейшую «операцию», самый настоящий подвиг, требующий бесстрашия, решительности, быстроты ориентировки и соображения? Автор сам в одном месте называет эти качества, называет вскользь, мимоходом, словно стесняясь столь громких слов, — это верность и честность. Эти чувства двигали Володей и Шестаковым так же, как одушевляли они тогда всех людей, полюбивших свою новую Советскую родину, желавших отдать силы и жизнь для того, чтобы очистить ее от скверны прошлого, сделать ее прекрасной, великой, единственной среди всех стран мира!

…А. В. Козачинский был горячо любим и уважаем всеми своими товарищами, писателями и неписателями. Он был очень умей, чудесно остроумен, у него были большие знания и неиссякаемый интерес ко всему и в особенности к литературе. Он тонко и мудро любил жизнь и людей.

Я помню его в тяжелое время, в первые годы войны. Неизлечимо больной, он был эвакуирован в Новосибирск. Мы часто, как магнитом притянутые, собирались у его постели, в маленькой комнатке. Острый ум и светлый юмор этого умирающего человека всем нам облегчали тяжесть самых черных дней.

Он умер уже после Сталинградской битвы, когда в ходе воины явственно обозначился победный перелом. Но он был уверен в победе даже в первые-такие тяжелые! — месяцы войны. Он и тогда верил в победу светлых сил над бандитами и уверенно предсказывал ее.

Мы хоронили Сашу Козачинского в начале января 1943 года. Машины с гробом и провожающими ехали по шумным улицам Новосибирска, миновали оборонные заводы. Школьники шли парами в театр на утреннее представление. На большой площади, где стояла громадная елка и бутафорский дед-мороз, веселились дети. Из окон госпитале и выглядывали лица выздоравливающих. Всюду продолжалась та милая, неповторимая жизнь, которую так любил, так понимал и чувствовал наш ушедший друг.

Александра Бруштейн