Зеленый мозг. Долина Сантарога. Термитник Хеллстрома

Жуан проснулся от звуков дождя. Неясный утренний свет наползал на остатки ночи. Когда стало достаточно светло, на фоне бледно-зеленых джунглей, простиравшихся вдоль левого берега, стали видны густые плотные струи дождя. Правый берег будто утонул в густом тумане. Дождь монотонно колотил по фонарю кабины и выбивал на поверхности воды бесчисленные маленькие кратеры.

– Ты не спишь? – спросила Рин.

Жуан выпрямился, чувствуя себя посвежевшим. Ясной была и голова.

– Давно идет такой дождь? – спросил он.

– С полуночи.

Сзади, откашлявшись, заговорил Чен-Лу:

– Уже довольно давно я не видел никаких признаков присутствия наших друзей. Может, им не нравится дождь?

– Это мне не нравится дождь, – усмехнулся Жуан.

– Почему? – спросила Рин.

– Река превратится в ревущий ад.

Он посмотрел на тучи, плывущие слева от них над кронами деревьев, и добавил:

– А если нас будут искать, то черта с два увидят.

Рин облизала губы.

– Как долго продлится этот дождь? – поинтересовалась она.

– От четырех до пяти месяцев, – сообщил Жуан.

Очередной водоворот развернул аэрокар. Береговая полоса потекла мимо взора Жуана – пальмы и кусты, чья интенсивная зелень была сглажена дождем до пастельных тонов.

– Кто-нибудь выходил наружу? – спросил он.

– Я, – ответил Чен-Лу.

Жуан обернулся и увидел потеки дождевой воды на одежде китайца.

– Там ничего не было, кроме дождя, – сообщил тот.

Левая нога у Жуана начала зудеть. Он провел по ней рукой и почувствовал, что энергетический пакет исчез.

– Ночью у тебя начались мышечные спазмы, – пояснила Рин. – Я сняла его.

– Да, я крепко спал. – И, тронув Рин за руку, улыбнулся: – Спасибо, сестра!

Та отвела руку.

Удивленный Жуан посмотрел на нее, но Рин отвернулась и принялась разглядывать пейзаж за окном.

– Пойду-ка я, выйду, – сказал Жуан после минутной паузы.

– Сил хватит? – спросила она. – Ты был совсем слабый.

– Все нормально.

Жуан встал с кресла, шагнул к люку и, открыв его, вышел на понтон.

Теплый, освежающий кожу дождь заструился по его лицу. Он остановился на самом краю поплавка, наслаждаясь лившейся с небес влагой.

А в кабине Чен-Лу говорил:

– Почему бы вам не пойти и не подержать его за руку, Рин?

– Вы – негодяй, Трэвис.

– Вы его любите?

Рин повернулась и злобно посмотрела на китайца.

– Что вам от меня нужно? – спросила она.

– Ваше содействие.

– В чем?

– Вы хотели бы иметь собственные изумрудные копи? Или, допустим, алмазные? Иметь состояние гораздо большее, чем можете сейчас представить?

– В уплату за что?

– Когда придет время, Рин, вы узнаете, что нужно делать. А пока – делайте из этого бандейранта послушную, податливую куклу.

Рин подавила ярость и отвернулась к окну. Наши тела предают нас, подумала она. И тут являются такие вот Чен-Лу, которым принадлежит мир. Они нажимают кнопки, сгибают нас, выкручивают нам руки. Я не стану делать этого! Этот Жуан слишком мил, слишком хорош.

Только почему он носит в кармане оружие?

Я мог бы убить ее и столкнуть Джонни в воду, размышлял Чен-Лу. Но с этим аэрокаром мне не справиться. Нет опыта управления.

Рин обернулась и, прищурившись, посмотрела на него.

Она должна будет выполнить мой приказ, думал Чен-Лу. Я знаю ее слабые места, но тут я ей помогу.

Вернулся Жуан и сел в кресло. С собой он принес в кабину свежий аромат дождя, хотя запах плесени внутри сохранялся и даже усилился.

Дождь понемногу стихал. Теплый влажный воздух заполнял пространство кабины. Облака цвета оружейного металла ползли по вершинам окружавших реку холмов, а каждое дерево было усыпано бисером дождевых капель.

Аэрокар раскачивался и крутился в мутно-коричневом потоке, сопровождаемый все большим и большим количеством плавника – деревьев, кустов, корней. Переплетаясь с травой, они составляли острова размерами с аэрокар.

Жуан дремал, размышляя об изменениях, произошедших с Рин. В мире, где связь между мужчиной и женщиной не выходила за рамки легкой, никого и ни к чему не обязывающей интрижки, он просто пожал бы плечами и отпустил остроумное замечание. Но он не хотел острить по поводу Рин. Она тронула в его душе струны, которые прежде не звучали.

Неужели это любовь?

В их мире уже не было места для романтической любви. Ценились лишь семья да честь, а все остальное сводилось к тому, чтобы делать правильные вещи и спасать то, что еще можно было спасти в ситуации, когда все разваливалось.

Жуан не находил простых способов решения этой проблемы. То, что его тянуло к Рин, было очевидно, но все осложнялось физической слабостью, туманившей ему голову и мешавшей мыслить ясно и определенно. Кроме того, сама ситуация, в которой они оказались, была безнадежной.

Я болен, думал Жуан. Весь мир болен.

Болен давно и серьезно.