Зеленый. Том 2

Тони Куртейн сидит на морском берегу, у самой воды, скрестив по-турецки ноги, чтобы быстрее согрелись. Бутылка пуста на добрых три четверти, но он трезв до свиста в ушах, до темноты в горле, до ледяного хрустального хохота в сердце. Или это как раз называется «пьян»? У телефона заряд два процента; впрочем, эти несчастные два процента держатся уже полчаса.

– Ты учти, – говорит он, – рома совсем мало осталось. И аккумулятор в телефоне садится. Ну ничего, тебе, по моим расчетам, осталось ехать максимум час. Смотри на дорогу внимательно, там должен быть указатель «100 километров до Вильны». А, был уже? Ну вот видишь. Нет, ни фига не мираж. Когда въедешь в город, в центр не сворачивай, рули сразу на пляж. Помнишь, где конечная двадцать первого? Найдешь? Вот и отлично, я на берегу там валяюсь. Подбери, я тебе пригожусь.

Тони Куртейн ложится на теплый, как летом, песок. Устал, как собака, ноют все до единой мышцы, словно не по телефону пять часов кряду трепался, а камни все это время таскал. Он закрывает глаза, думает: «Ладно, усну, так усну, подумаешь. Объяснил, где меня искать».

– Нет, – говорит он в телефонную трубку, хотя ликующий голос Эдо: «Такси заказывали?» – доносится не из нее, а снаружи, сверху и сбоку, в общем, где-то рядом совсем. – Я ничего не заказывал. Это такси заказало меня.

– Нет, – говорит он в телефонную трубку, – ничего удивительного. Ты когда из Элливаля уехал? Примерно в час пополудни? А сейчас почти одиннадцать вечера. Неплохо, но не рекорд. Знаешь Старую Тому? Так вот, про нее рассказывают, что всегда доезжала из Элливаля за пять с половиной часов.

– Да, – говорит он в телефонную трубку, – естественно, я круче всех в мире. А как могло быть иначе? Я же в Элливале на ярмарке желание загадал.

23. Зеленое море

Состав и пропорции:

сухой вермут – 40 мл;

водка – 40 мл;

зеленый мятный ликер «Crème de menthe» – 40 мл;

лед.

Все ингредиенты смешать в шейкере со льдом и перелить в «олд фэшн» бокал.

Не только Тони

Тони Куртейн с тяжким вздохом подвигает поближе сетку с картошкой – осталось совсем немного, максимум, килограмм – и говорит таким угрожающим тоном, словно его враги окружили:

– Вот эту дочищу, и все.

– Так даже эту не обязательно, – отвечает его двойник, склонившийся над плитой. – Можешь бросить в любой момент. Я же сразу тебе сказал: ты у меня в гостях, не обязан работать. Сиди, отдыхай.

– А я не хочу быть просто гостем, – объясняет Тони Куртейн. – Такое тут место отличное, что сразу хочется стать причастным. Настолько своим, чтобы на кухню пускали и просили помочь.

Рыжий кот, он же всемогущее существо непостижимой природы и не поддающегося пониманию происхождения, дергает ухом во сне, да так выразительно, что всем присутствующим сразу становится ясно без дополнительного перевода, Нёхиси имеет в виду: «То-то меня здесь все время тянет помыть посуду, понятно теперь, почему».

– Именно так и воздействует на бедные наши души зловещая магия этого места, – подтверждает Иоганн-Георг. – Даже я, уж на что богема бессмысленная, а каждый раз радуюсь, что шеф меня припахал.

Он сегодня какой-то подозрительно тихий и благостный, не то внезапно исполнился святости, не то захворал. Сидит на подоконнике, вот уже полчаса с одним и тем же почти полным стаканом, а не свисает беспорядочно с потолка. И смотрит не яростно, а задумчиво, то в окно, за которым темнеют дровяные сараи улицы Даукшос, то вообще непонятно куда.

– Хочешь, я тебя прямо сейчас обрадую? – спрашивает Тони, снимая с плиты кастрюлю. – Суп готов, место освободилось. Кофе давай вари.

– Так долго ждал этого момента, что даже для виду пререкаться не стану, – вздыхает тот, спрыгивая с подоконника. – И восстание против угнетателей трудового народа когда-нибудь в следующий раз подниму.

Однако мотив «Варшавянки» он все же тихонько насвистывает, чтобы особо не расслаблялся никто. Ставит на плиту две джезвы, сыпет кофе из нескольких разных пакетов поочередно, понемногу, отмеряя не ложкой, а просто рукой. Спрашивает:

– Сколько нас тут? Кто-нибудь посчитайте. Мне нужно знать заранее. Восемнадцать? И все будут кофе? Отлично. Чашки давай тащи.

Стефан, который тоже внезапно исполнился святости, в смысле, полдня гулял по району Жирмунай, насильственно одухотворяя все, что на глаза попадется, и теперь сидит в своем кресле с несвойственным ему выражением «пристрелите меня», оживляется, отодвигает в сторону бутылку пива и тянет руки со скрюченными пальцами, бормоча: «Ко-фе, ко-фе!» – в точности, как зомби из сериалов: «Моз-ги, моз-ги!»