Зелёная кровь. Собачий вальс

— Я их ненавижу, — сказал Грей и подошел поближе. Его ноздри раздувались, он мелко зевнул и облизался. — Дохлятину. Ты вправду дашь мне поесть?

Каша варилась, но Аллин понял, что заставлять щенка столько ждать невозможно. Он развернул остатки сырого фарша и протянул шарик размером с картофелину Грею на ладони.

Грей фарш моментально слизнул и взглянул вопросительно. Аллин дал еще и еще — фарш исчез в мгновение ока. От вкуса мяса Грей, очевидно, почувствовал голод особенно остро — но заметно боялся продолжать просить.

Аллин снял кашу с огня и размешал. Грей наблюдал за ним с болезненным вниманием.

— Это для тебя, дружок, — сказал Аллин, выкладывая кашу в миску — и Грей тут же дернул миску к себе.

Он обжег пальцы — и миска упала на стол. Грей облизал брызги, облизался, сунул в кашу нос с губами, обжегся, дернулся, сунул пальцы, дернулся снова, но слизал с пальцев все, что умудрился зачерпнуть…

— Грей, дай ей остыть, — сказал Аллин.

Щенок пригнулся и лязгнул зубами. Его глаза блестели голодно и зло:

— Ты сказал — все это мое!

— Я тебя не обманываю, — сказал Аллин серьезно. — Все это — твое. Только дай ему остыть, иначе тебе будет больно. Хочешь, поставим миску на подоконник? Быстрее охладится…

— Не трогай! — рявкнул Грей, мелко дрожа от страха, раздражения и желания есть. — Ты мне отдал!

— Грей, — сказал Аллин раздельно и медленно. — Это все — твое. Ты это съешь. Я тебе это отдал и не отниму. Это — правда.

Грей перестал рычать. Он сел на табурет, придвинул миску поближе, чтобы охранять ее содержимое, но нервная дрожь потихоньку сходила на нет.

— Грей, ты хороший пес, — сказал Аллин, чуть улыбаясь. — Хороший Грей, все будет в порядке, сейчас ты поешь, потом мы тебя выкупаем и устроим на ночлег. Ты хороший, ты умный, все будет в порядке, дружище…

Грей смотрел в миску, а не на Аллина, но его уши, чересчур подвижные для человеческой формы, определенно нацелились на звук. Он начал дышать ровнее.

Аллин наблюдал за ним, вспоминая гурмана Шека, который тщательно обнюхивал пищу и никогда не позволял себе торопиться. А сравнивать-то нельзя, думал он грустно. Нельзя, нельзя… Шек понятия не имел, что такое голод и страх… Ну что, Грей, дружище, любопытно — что-то из тебя выйдет, когда успокоишься?

Породистых с детства учат вести себя похоже на людей. Из-за этого, общаясь с породистыми и хорошо обученными, можно забыть, что трансформы — не люди, совсем не люди. В этом правы ненавистники двоесущных — да, перевертыши другие, поэтому им легко можно отказать в разуме. Умница обученный пес во многом ведет себя, как восьми-десятилетний человеческий ребенок, в экстриме же большинство из них эмоционально напоминает человеческих трехлеток. Людям кажется, что это неправильно; людям хочется, чтобы взрослые звери вели себя, как взрослые человеческие особи. Особенности психики трансформов разрушают человеческие иллюзии, любители «красивой силы» разочаровываются и начинают раздражаться и презирать.

Люди всегда и во всем искали зеркало. То, что казалось им искаженным подобием, вызывало насмешку, презрение или ненависть. Вот трансформы — и есть искаженное подобие. Кажется, подспудно любой из них ждет, что человек рядом станет вести себя, как старший — но не как подонок.

Трансформы тоже разочаровываются, начинают ненавидеть и презирать.

А каша из миски мало-помалу убывала. Грей осторожно слизывал сверху слой, который успевал обветриваться, а Аллин досадовал на себя. Не годится псу, которого собираешься обучать, как ищейку, давать горячее. Болван.

Аллин ждал, как Грей поведет себя, когда насытится — а щенок успокоился и почти повеселел. Он даже подошел близко и напомнил:

— Ты обещал купаться. У меня блохи.

К удивлению Аллина, Грею понравилась ванна. Мало кто из псов по-настоящему любит человеческие водные процедуры, но Грей дал себя отмыть с заметным удовольствием, внимательно обнюхал флакон собачьего шампуня и с любопытством посмотрел на себя в зеркало.

— Аллин, смотри. У меня на голове кровь, она красная. А люди говорят — зеленая.

— Это шутка, Грей, — сказал Аллин. Псы знают, что такое «шутка», но невозможно объяснить трансформу, что такое человеческая идиома. У аристократов кровь голубая, у лесных жителей зеленая, так уж в фольклоре повелось со времен сказок об оборотнях. — Это пустяки… Давай намажем твою голову мазью? Чтобы перестала болеть…

Грей неожиданно зарычал и отстранился, хотя только что давал себя намыливать и поливать водой.

— Не делай мне больно!

— Больно не будет.

— Не трр-рогай! Будет!

— Ну что с тобой делать… Выпрыгивай.