Когда раздаётся крик, Рина в первое мгновение каменеет. Раскалённым осколком прочь отскакивает мысль – нет, не Сэм, не Сэм, это крик животного, попавшего в какую-то западню. Но ужас не даёт размышлять, не даёт и толком солгать самой себе. Неуклюже вскочив на тряские ноги, Рина подхватывает с земли первую попавшуюся ветку из оказавшихся негодными для костра. Спотыкается о кривой древесный корень, каким-то чудом удерживается от почти неизбежного падения – и без единой внятной мысли бросается вперёд, на крик, точно никакой маленькой, слабой, усталой плаксы Рины Стаховой и нет вовсе – а есть только Сэм, и Сэм попал в беду.
Беда упала на Сэма молчком, с лиственницы, вцепилась в сильные плечи и молотит по воздуху чем-то корявым и грязносерым. Подоспевшая Рина ничего не успевает предпринять толком. Сэм справляется. Захлебнувшись воплем, он сдирает беду с себя и швыряет с размаху об землю.
Рина крепко прижимает ко рту ладонь, кажется, её сейчас стошнило бы от страха, да только на удачу она с утра ничего не ела. Рубашка Сэма разодрана, и футболка под ней – тоже, на ткани возле рванок кое-где проступает кровь.
В ту же секунду Рина слышит откуда-то слева какую-то несуразную хрипловатую брань. Господи, это, наверное, самые прекрасные звуки на свете – Ййр бежит прямо к ним, барсовым мягким скоком, это его орчий голос и оранжевая шапочка – значит, уже почти можно не бояться так сильно.
Бледный, пошатывающийся Сэм, скривясь от боли, испуга и отвращения, только заносит ногу, чтобы пнуть копошащуюся на земле беду, но не успевает. Орк, не укоротив шага, свирепым тычком сбивает Сэма с ног.
Беда еле слышно поскуливает, охает и ползёт под ближний куст бирючины.
Едва удостоив взглядом причину всех этих несчастий, орк смотрит куда-то наверх, быстро обшаривает бледными глазами высокие ветви. Потом поворачивается к людям лицом.
Рине делается раз в двадцать страшнее и хуже, чем от первого Сэмова крика.
Но орк, будто с усилием, стирает с лица жестокий оскал. И выговаривает негромким, будничным голосом:
– Лежи, Кнабер, не шелохнись. Ришка, положь палку.
Невозможно ослушаться этого обыкновенного голоса. Просто немыслимо.
Ййр, хмыкнув, снова оглядывает кроны. И добавляет тяжело:
– Это слёток…
Глава 14
Бледноглазый подсобщик, усевшись поудобнее, разговаривает с кустом бирючины.
То есть на самом деле орк толкует о чём-то с той жуткой хренью, которая напала с лиственницы и явно пыталась убить.
Сэм тяжело дышит, всё ещё не решаясь толком пошевелиться, но с некоторым облегчением замечает возле себя Рину. Раскрасневшаяся, взлохмаченная, она осторожно осматривает его порванную одежду и саднящие ранения.
– Царапины, – утешает Рина. – Вот тут довольно глубокие, но ничего страшного.
Голос у неё на диво спокойный, только немного сиплый.
– Придём домой, обработаем как полагается… Я два дня назад просила Пира посмотреть станционную аптечку; у обезболивающего уже три года как вышел срок, но средства для обработки ран в полном порядке. И я помню, что прививку от столбняка тебе обновляли совсем недавно, правда?
– После того, как тётин шпиц вцепился мне в ногу, – отвечает Сэм.
– О, тогда твои раны были го-раз-до ужаснее, – уверяет Рина. – У него ещё такое смешное имя, я забыла…
– Муффель…
– Точно, Муффель. Как я могла забыть.
Вот уж без чего сейчас Сэм точно мог бы обойтись, так это без воспоминаний о старине Муффеле, но становится гораздо легче. По крайней мере, столбняк ему пока не грозит, как и смерть от кровопотери.
– Ийр, – окликает Рина. – Мы подождём тебя у тропы, ладно?
Чёрт, неужели даже теперь она спрашивает у орка разрешения?!
– Мы… – выговаривает Сэм, но тут проклятый куст принимается мелко трястись и шипеть, как кипящий чайник.
Орк едва поворачивает к ним голову:
– Да, это можно.
– Чадо, кто твои родители?
Скорчившийся под густой зеленью в белых метёлках пахучих цветов, слёток перестаёт чуть слышно подвывать. Отвечает не сразу, но внятно:
– Тиу- Стремительная и Ёс…
Хм, Тиу с Ёсом живут возле южного мыса. Как это их ребёнка, толком ещё не умеющего летать, угораздило здесь оказаться?
– Ты далеко от дома, чадо. Что стряслось?
Какое-то время бедолага шмыгает носом и пыхтит, потом сообщает с какой-то взрослой важностью:
– Не зови меня «чадо». Я ведь уже взрослая летунья и держу путь к Каменной Твердыне, чтобы жить и охотиться с другими летуньями.
Если Ййр не ослеп и не спятил, этой «взрослой летунье» по-хорошему надо ещё годок ночевать под тёплым родительским крылышком, хотя бы до будущей весны.
– Я ведь уже умею охотиться, – горделиво говорит она. – Недавно я убила хорька. Я крепкая и хитрая. Мать и отец иначе не согласились бы меня отпустить.
Ещё чуднее. Ёс – родитель каких поискать, пусть и не слишком успешный добытчик, Тиу – заботливая умная мать. Слётки-девчата и впрямь иногда присоединяются к холостой ватажке, если их родители живут не слишком далеко от развалин форта и к тому же рановато обзаводятся младшей маляшкой, но что должно было случиться, чтобы Тиу и Ёс пустили свою недоросль через весь долгий остров, да ещё без зоркого присмотра…