Земля 2.0 [сборник]

— «Семь пещер», на языке ацтеков, — ответил я, валяясь на баке ветробота на куче спальных мешков. — Скальный город в кольцевых горах кратера. Мы будем там завтра.

— А я думал, что видел все, — пробормотал доктор, запрокидывая голову, чтобы посмотреть, как в высоте смартгроты хватают неуловимый марсианский ветер.

— Она чемпион гонок по нулевому меридиану, — сообщил я.

— Откуда ты знаешь?

— Это есть у нее на лице.

По-моему, он меня не понял. Раньше, на Земле, была такая пословица: «У него на лице все написано». Сейчас и здесь она не имеет смысла, потому что мы действительно рисуем и пишем все на масках скинов: имя, достижения, девизы, положение. Это лишь одна из многих вещей, которые террареформаторы перенимают у нас, пока робко и частично, но в будущем это наверняка станет нормой для любого марсианина.

— Зачем ты следуешь в Чикомосток? — спросил я Тонанцин. Ветроботы именно следуют, не едут. Ездят райдеры. Важно не путать.

— Я слышала, в Дичи объявился человек, на которого снизошел Великий Дух, — объяснила Тонанцин. — Надеюсь застать его там. Я уже три года в священном путешествии. Раньше я ловила лед в углекислотных озерах Севера, надеюсь вернуться туда к семье, они очень давно меня не видели. Слово Великого Духа изменит все.

— Н-да, — вздохнул я. — Я тоже надеюсь, что его найду… Тоже давно не был дома. Очень давно.

А доктор вздохнул и сказал невесело:

— А у меня место на корабль отсюда. Если я не успею вернуться, застряну тут еще на два года…

Он печально щурился на солнце.

— Тонанцин, — произнес он. — Ты действительно думаешь, что здесь где-то бродит человек, на которого снизошел Великий Дух? Или это только дань верованиям предков с Земли?

— Конечно, он где-то здесь. — Тонанцин удивленно покосилась на доктора, не выпуская кормило из рук. — Его не может не быть.

— Мы же изжили все это, — пробормотал доктор, глядя на уходящие назад барханы. — Безумный мистицизм, идеологическую одержимость. Откуда это все взялось здесь?

— Ну, — задумчиво отозвался я. — Тут есть о чем подумать. Вот чем была Мертвая колония?

— Нечто худшее, чем просто преступление, — немедленно, как по-выученному, отозвался доктор. — Ошибка планирования. Грандиозная ошибка.

— Да не было это ошибкой, — со вздохом ответил я. — Они знали, на что идут. Это был краеугольный камень. Кровь под фундаментом. После такого самопожертвования никто уже не мог оставить Марс в покое, ведь так? Или их смерть была зря?

— Все было ровно наоборот, — быстро отозвался доктор. — Из-за того, что они погибли, из-за того, как они погибли — а это видел весь мир в прямом эфире, — человечество надолго отвернулось от космоса.

— Занятная версия, — не стал спорить я.

— Это факты, — отрезал доктор.

— Это интерпретация фактов. Как погибнут первоколонисты, не имело никакого значения. Важно только то, что они были обречены.

— Это ты так извиняешь вот это вот ваше всеобщее марсианское мракобесие? — удивился доктор.

— Это ты спросил, откуда все взялось. Я только ответил, — прищурился я. — Это то, что внутри нас. И если удалять — то только редактируя ДНК. Великий всепланетный колонизационный проект, триумф научного мышления, вершина рациональности, а жертву все равно принесли.

Я подождал, но доктор молча слушал, и тогда я продолжил:

— Это у людей в генах. Это было выгодно для эволюции. Когда-то на Земле только те общества перешли от малочисленных племен охотников к сообществам с сильными вождями, а от них к деспотическим теократиям Нила и Междуречья, кто мог чувствовать сверхъестественное. Верю в то, что невозможно, и это делает меня способным к превосходящим всякое воображение достижениям. Ведь когда перед тобой стоит задача, которую не одолеть ни тебе, ни детям твоим, что остается? Только начинать снова верить. Во что угодно.

— И побуждать людей к массовым самоубийствам — тоже? — язвительно переспросил доктор. — Это сон разума.

— Нельзя же все время не спать, — ответил я и не был понят. Метафоры лживы.

— Ты знаешь, что именно делают табуларассеры? — спросил меня доктор. — Они увлекли за собой этих детей несбыточными обещаниями. То, что они обещают, невозможно. По крайней мере, для людей.

Я промолчал. Ну да. Тот, кто выживает, — марсианин, исконная великая раса, они старше обезьян с Земли. Тот, кто нет, — падаль человеческая. Кто отступит, когда вопрос поставлен таким образом?

Не это ли подтолкнуло моего брата отправиться сюда? А может быть, мой пример, мое бунтарство стало единственным топливом для его побега? И мой негодный образ жизни он сменил на свой, еще более негодный?

Чувство вины оказалось непривычно заслуженным. Оно и гнало меня вперед. Надеюсь, он не рискнет раньше, чем я его найду…

— Тонанцин, — напоследок спросил доктор. — А что будет, если ты найдешь этого своего одержимого?

— Да не дай бог! — засмеялся я. — Уверен, что найденное ей не понравится.

Тонанцин, молча слушавшая, на этом месте приподняла маску своего шлема и сердито плюнула за борт. Сегодня на солнце было всего минус шестьдесят, и ее плевок упал в песок ледяным камушком.

Я заткнулся.