Земля королевы Мод

Я испекла большой кефирный торт по рецепту моей мамы – с безе, желе и черникой. Потом прикинула и испекла еще один точно такой же. Дашка очень нервничала, так как ей все время нужна была духовка, а мои торты можно было выпекать только послойно – три лепешки на один торт.

Стол накрыли в большой комнате Кривцовых. Наталья, Зина и даже Семен сомневались насчет траура и прочих таких вещей, как это согласуется с народными обычаями. Я сказала, что, поскольку народных обычаев все равно никто из нас, даже крестьянка Зина, толком не знает, нужно делать так, как удобно и логично. К тому же Федору и Зое это наверняка бы понравилось. Они оба любили гостей и большие столы, и если сейчас их души на нас смотрят, то, конечно же, радуются и одобряют. Последний аргумент оказался решающим, так как в нашей квартире материалисткой и атеисткой являюсь только я. Все остальные, даже «красная проститутка» Фрося, почему-то полагают себя верующими. Браток, Наталья и Руслана носят кресты. Дашка иногда ходит в ближайшую церковь и ставит там свечки, стараясь не обидеть никого из святых. На Пасху все, кроме Братка и Семена, красят яйца и говорят друг другу: «Христос воскрес!»

Для детей были устроены конкурсы с призами, викторины и состязания. Во всех них принимали активное участие гости Аркадия – явные выпускники коррекционных школ. Вопросы для викторин составляла я, поэтому ориентироваться приходилось на ходу. Когда на вопрос: «Кто открыл Берингов пролив?» – у аудитории не оказалось даже гипотез, пришлось вспомнить санаторий времен моего детства и предложить желающим побегать в мешках по коридору. В этом состязании неожиданно для всех победила Кира.

Браток, уходя вечером, передал мне «для общества» бутылку шампанского, и сказал, тупя по обыкновению взгляд: «Я б, Анджа, остался…Вы это, того, – здорово придумали».

– Отметьтесь, Леша, и возвращайтесь сразу, – сказала я, подделываясь под своеобразный лексический строй речи Братка. – Никому вас там не надо, а здесь – наоборот.

Браток кивнул коротко стриженной головой, действительно приехал домой на такси сорок минут первого, и сразу же на свой лад включился в веселье – съел четыре тарелки окрошки, пустил Киру посидеть на его личном, комнатном унитазе и отдал имеющийся у него синтезатор на растерзание музыкальным гостям Аркадия.

Потом, выпив с Семеном и расслабившись, вдруг сам ударил по клавишам и залихватски, с каким-то одесским акцентом, пропел несильным, но верным баритоном:

– Это было у моря, где ажурная пена,Где встречается редко городской экипажКоролева играла в башне замка ШопенаИ, внимая Шопену,

полюбил ее пажЭх-ма!

Я, не удержавшись, расхохоталась.

– Леша, откуда вы знаете… это?

– Эту песню? – удивился Браток. – Так это… давно… ну, блатная… мне нравится…

– Леша, это не блатная песня. Это стихотворение Игоря Северянина, – все еще смеясь, пояснила я. – Прекрасное стихотворение.

– Ну так тем лучше, раз вам в тему, – кивнул Браток, который явно никогда не слыхал ни о каком Северянине.

С Фросей сидели в основном Зина и Дашка. Им удалось даже накормить старушку салатом «мимоза» и уговорить съесть маленький кусочек моего торта. Потом Зина вышла в кухню, утирая толстым пальцем слезу.

– Преставится скоро, – сказала она.

– Откуда вы знаете? – возразила я, чтобы что-то сказать. – Такие старушки обыкновенно – крепкий орешек.

– Виденья у нее – верный знак, – пояснила Зина.

– Какие виденья?

– Говорит, поляну видит, – прижмурив глаза, откликнулась Зина. – Солнышко только встало, на поляне – елка, пушистая, высокая, вся в росе – серебряная, а вокруг тысяча цветов – красные, синие, желтые, лиловые…

– Красиво, – согласилась я.

– Зовут ее, – вздохнула Зина. – Всех нас в свой черед позовут, – думая о чем-то своем, добавила она и ушла, тяжело переставляя опухшие ноги.

В квартире тем временем стало еще более шумно. Я пересчитала мелькающих и почему-то здоровающихся со мной детей и обнаружила, что их – прибавилось. Кажется, Руслана позвала на коллективное веселье своих пролетарских подружек. Тех легко отпустили. Поразительно, но и рядом с Кириллом обретался какой-то сумрачный, темный, похожий на него самого подросток в спущенных по моде штанах и рваных кроссовках. Наверное, морально поддерживал приятеля.