Земля точка небо

– Ну ладно, – девчонка устало глянула по сторонам. – В принципе, бери все десять тысяч себе, мне главное, чтоб меня услышали. И сняли фильм.

«Когда ты научишься отказывать?», – устало думала Лиза, поднимаясь в номер с охапкой рассыпавшихся листов. Можно было включить Элизу, в принципе. Но толку? Элиза тоже взяла бы. Ей нравилось внимание.

«Не умеешь, так научись хоть выбрасывать».

Она выудила из-под кровати огромный хрустящий пакет, забитый почти доверху. Чужие тетради, распечатки, компакты, рисунки. Чьи-то мечты, надежды, подробные указания.

«Как с почтой. Отобрать по восклицательным и удалить целиком», – подумала она.

И снова не решилась этого сделать.

...

25 февраля 2005 года

Острый перламутровый ноготь постучал у его ладони, звонко цокая по столешнице.

– Ну что? – прошелестели в ухо. – Митяй, ты скажешь ей?

В редакции были одни девушки. Раньше он как-то этого не замечал.

А теперь жалел обо всех темах, что брал у них, о каждой полосе, которую уступали ему на время, обо всех конфетах, что девочки клали на край его стола.

Душок интриги водился здесь и раньше. Наверняка. Обрывки шепота, захлопнутые окна сообщений, негласные стайки, группы по интересам и одежде. Внезапный Ксюшин уход и то, как Диму сделали редактором… что-то было, но в стороне, в области самого бокового зрения, которое редко встречается у мужчин. Особенно близоруких.

Но теперь проблема вскрылась, она торчала у всех на виду: яркая, как фиолетовая помада, прозрачная, как черный свитер на голое тело, – проблему звали Аля, и она закончила журфак.

Она и Дима в чем-то были похожи: оба попали в редакцию случайно, оба толком не знали, что здесь делают, но его любили, а ее – нет. Без всякого повода, казалось Диме, просто за то, что Аля не была парнем.

– Должна же быть какая-то причина.

– Ну, – девочки оглядывались друг на друга. – Ну вот ты кто по образованию?

– Биомеханик.

– Ну вот! И разве ты не понимаешь?

– Нет.

Все заговорили хором, не повышая голоса.

– Она училась на журналиста! Как можно выучиться

на журналиста?

– Это всё равно, что сказать «я фотограф» или «я поэт». Даже хуже.

– Это значит, человек вообще ничему не учился.

– И считает себя выше других!

За окном стелилась прозрачная тишина. Одинокая машина проплыла за поворот, блеснув красными сигналами. Дима уткнулся лбом в холодное стекло. Он заговорил, наблюдая, как слова расползаются пятном конденсата.

– Получается, Михайловна не хочет ее увольнять, она попросила кого-то из вас. Меня она точно не просила.

– Лена сказала, это может сделать кто угодно, если она кому-то не нравится…

– Вот, а эта Аля ведь не нравится всем.

– И кто еще ей скажет, ты же мужчина!

Дима молчал. Испарина таяла на стекле, истончаясь по краям и улетучиваясь.

– Ну и что? – спросил он, когда пятно исчезло.

Девушки отвернулись, изобразив одинаковую гримасу. Они тихо засовещались, а Дима так и стоял у окна. Ему хотелось грызть ногти. У него чесалось в носу и между лопаток, но он терпел, чувствуя дамское присутствие, ожидая, когда нервные импульсы растают один за другим.

Девушки снова заговорили хором:

– Ну слушай, Митяй, ты же у нас самый честный.

– Ты же всегда говоришь людям правду, всегда!

– Кто еще скажет ей, как не ты?

Она сидела за самой дальней перегородкой, там пылился древний «пентиум» с матричным принтером, который девочки назначили Але. Она не возражала. Она вообще мало говорила, и всегда не по делу – это, наверное, и злило остальных, решил Дима.

– Какими ветрами? – спросила Аля прокуренным голосом, обернувшись ему навстречу.

Она работала над чем-то, хотя пока ее не печатали. Все ее материалы застревали где-то у редакторов, но Аля работала и работала, добывая темы неизвестно откуда. Дима читал одну ее заметку: вещи лежат в женской сумочке, каждая олицетворяет черту характера ее хозяйки. Говорящие вещи. Неформат.

На краю стола пылилась черная шоколадка, разломленная на осколки. Дима рефлекторно потянулся к самому мелкому, но Аля отодвинула шоколадку подальше.

Так было не принято.

– Говори давай чё-что.

Его снова потянуло грызть ногти. Дима остановил руку на полпути ко рту, и она повисла у подбородка.

– В общем, – искусственно проговорил он. – Тебя здесь почти все не любят. Хотят, чтобы ты написала заявление.

– А ты?

– Что я?

– Ну, ты сам как?

Аля подняла резкие брови, вытянула пыльную джинсовую ногу и стукнула носком сапога о системный блок.

– Ч-черт, завис опять, – она покосилась на монитор и снова уставилась на Диму.

– В общем, – снова замялся он. – Если честно, тебе вряд ли понравится здесь работать, раз уж так. То есть, ты тут не при чем, но в таких условиях…

– Ладно, – Аля отвернулась и принялась размашисто собирать вещи. – Без проблем.

– Если честно, я сам не знаю, что здесь делаю, – зачем-то сказал Дима.

– Ничего, – успокоила его Аля. – Разонравится – найдешь себе что-нибудь. Даже я что-нибудь найду.

Она встала и пошла, споткнувшись о ножку стула.

«Сломанная кукла», – подумал Дима. Еще одна.

– Подожди, а написать… – сказал он, но Аля уже исчезла за перегородкой.