– Уф… – Лиза откинулась на тяжелый лежак. Над головой висели пальмовые листья. Пластик, определила она. И птицы. И водопад еще. Всё здесь искусственное.
– У вас не конфиденциально? – Дима с треском вошел через целлофановые заросли. – О чем это вы?
– Об огромных туалетах, – устало ответила Лиза.
– А, – он улыбнулся. – У них здесь тоже ничего. Весь из зеркал… я еле дорогу нашел.
– Так, давайте не отвлекаться, – Максим подтолкнул к Диме стопку договоров. – Вот твоя часть, бери и заполняй.
Вскоре она не выдержала, и теперь Дима с Максом расписывались за нее.
Лиза стряхнула пепел в единственную кадку с живым растением. «Вот так, цветочек», – подумала она.
– Простите… Элиза? – прошептали у ее уха. Лиза вздрогнула и чуть не обожглась.
Рядом стояла неинтересная девочка в белом халате.
– Как вам не стыдно? – Лиза была возмущена. – Хоть минуту я могу от вас отдохнуть?
Девочка побледнела еще больше.
– Простите, но у нас здесь курить нельзя, понимаете?
– Ладно, хорошо, – Лиза хмуро уставилась перед собой, глядя на тлеющую сигарету.
– Пожалуйста, – девушка продолжала топтаться у ее локтя. Она помахала рукой вокруг – Честное слово. Огнеопасное. Нас… нас пожарная оштрафует.
Лиза раздавила окурок о край вазона и протянула девушке. Та взяла его двумя пальцами и растворилась в ненатурально шуршащих зарослях.
14 сентября 2005 года
– Итак, первый номер в комнате. Это не он, правильно? Не подсказывайте, я сам угадаю.
– Не он… это другой, сексоголик.
– Сексо-ЧТО? Обычный парень с коллекцией, извините, порнухи, читает слишком много современных авторов – и вы поместили его в отделение?
– Это серьезное заболевание…
– Что? Онанизм? Вы по советской энциклопедии работаете? Или по телевизору слышали?
3 июня 2005 года
Экраны повсюду. Везде сияют эти громадные панели – на стенах, на крышах, посередине дороги на железной ноге. Тени дробятся в их призматических бликах, длинные и прозрачные, как осколки стекла.
Я шел из центра, уставший, голодный, по-прежнему без места в изменившейся реальности, и под ногами плясали разноцветные полосы, а по сторонам беззвучно зверствовала реклама.
До 7-го оставался час пути. А мне нужно было вымотать себя перед сном.
Я только вернулся. Мои привычки, обязательства и зависимости облетели с меня в дороге, как листья на осеннем ветру. Я нашел улицу, нашел дом, поднялся на черный ход, пробрался через балкон. Нашел квартиру. Она была на месте.
Тогда я решил отпраздновать.
Не скажу, чтобы мне хотелось вернуться к прежней жизни. Мне нужен был только символ. Воспоминание, и ничего кроме. Одна сигарета. Одна бутылка пива.
Вывески на Горизонте – сплошь игровые автоматы и салоны мобильной связи. Я с трудом разыскал продуктовый, взял бутылку светлого, зажигалку и глянцевую пачку. Вынул одну сигарету, остальные смял и выбросил.
Когда я вернулся на кухню, от предвкушения у меня дрожали руки, и бутылку пришлось установить на полу.
Я распахнул окно и шкаф, откопал в сушилке пыльное блюдце. Ни открывалки, ни кружки среди посуды не было. Я открыл пиво вилкой и налил его в обычную чашку. Оно шипело, и воздух наполнился горьким ароматом. Посидев минуты две в тишине, я решился. Опрокинул в себя чашку светлого, прикурил сигарету и торопливо затянулся несколько раз.
И не случилось ничего.
Как странно я себя чувствовал. Дым не принес ни тепла, ни бодрящей тошноты. А пиво… сначала я решил, что оно испорчено. Дело не в горечи, не в кислом послевкусии – я как будто выпил что-то, для этого совсем не предназначенное.
Но я не сдался так запросто. Мне хотелось распробовать и вспомнить, хотя бы на вечер. Я налил еще чашку, выпил, снова затянулся.
И опять ничего особенного. Больше, чем ничего. Во мне вдруг обозначилась пустота.
Предметы вокруг, мысли, воспоминания, прошлое и настоящее – всё неожиданно потеряло смысл. Только что он был рядом – и вдруг ускользнул, и больше не удавалось вызвать его в себе. И я остался пуст, как деревянный ящик. Я слушал и не мог определить, дышу ли еще, бьется ли у меня сердце. Я искал пульс и не мог нащупать.
Терпеть это было невыносимо.
Желтизна на дне чашки. След пены на ободке.
В следующий миг я оказался над унитазом, бросил туда недокуренную сигарету –
Точно не помню, когда я уснул.