Земля вечной войны

Соседи по купе, двое плотных, степенных, улыбчивых узбеков, объяснили Юсу, что жара сейчас – совсем не жара, а скорее приятное тепло. Жуткая жара в июле, в августе. Тогда в воздухе раскаленная пыль. Тогда на полустанках, где можно на пару минут выскочить на перрон размяться, пассажиров обливают водой из брандспойта, и через минуту они уже сухие. А сейчас не жара, нет. Да и вообще, хуже всего ехать через большую пустыню на самаркандских, ферганских поездах. Там – настоящая пытка, особенно в плацкарте. Пыль всюду набивается, люди потеют, как свиньи, а то, бывает, купят где-нибудь в окрестностях Ургенча барана, – там шикарные бараны, шикарные, – и прямо в вагон заведут, и смердение от того барана нечеловеческое, а он еще людей и вагона пугается, пакостит. Ужас, в общем. А в купе хорошо ехать. Свободно, прохладно, как и положено нормальным людям. За купейными вагонами и проводники смотрят по-особому. Они же все ворье, мое вам слово, все поголовно, честного ни одного не найдешь, в плацкарте чуть зазевайся, на твоем месте уже полдюжины безбилетников, и не согнать их, они прямо проводнику платят, и не понимают, что такое билет. И воруют в плацкарте. Кошелек, обувь, вещи – только отвернись. Баба какая спрячет под юбку, и в визг, а ее муж драться лезет. О-о, вы здешних женщин не знаете. Они же темные. Они какие до революции были, такие и сейчас. Унитазом пользоваться не умеют, после них, бывает, в туалет не зайдешь. Ой, Таймураз Бекбулатович, какие вы гадости говорите. Но ведь правда же, разве нет?

Юс кивал, угощал узбеков купленным в Новосибирске дорогим растворимым кофе «Якобс» и киви, они потчевали его купленными в Новосибирске же сдобными лепешками и тушеной с зеленью курицей, хваля Юсов аппетит. Расспрашивали про профессию художника-оформителя, – ах, как интересно, вы, значит, на стенах рисуете? – и тут же, едва дослушав, начинали рассказывать про свой бизнес в Новосибирске, – очень хорошо сейчас идет, очень хорошо, большие барыши очень, и свои покупатели есть. Рассказывали про свои дома в Ташкенте, про машины – очень хорошие, почти новые, про политику и конкурентов, и про то, как сейчас в России становится хорошо, гораздо лучше, чем у них. Говорил в основном старший, Таймураз, – плотный, солидный, с представительными китайскими часами швейцарской марки «Оме-га» на руке. Рустем Ибрагимович его изредка поправлял, вставляя обстоятельные комментарии, но большей частью просто поддакивал и попутно следил за коридором сквозь приоткрытую дверь. Как только по коридору пробегал проводник, Рустем Ибрагимович его немедленно останавливал, важно вопрошал о чем-нибудь и приказывал что-нибудь принести: чай, газету, пачку печенья, бутылку пива. За принесенное так же важно и степенно расплачивался, извлекал из заднего кармана брюк толстую, перетянутую резинкой пачку денег, снимал резинку, разворачивал деньги, медленно, с удовольствием отсчитывал нужную сумму, а потом пересчитывал все перед тем, как сунуть назад. Таймураз несколько раз предлагал партию в карты, в преферанс по маленькой или хотя бы в дурака, но Юс всякий раз отнекивался, а Рустем хвалил его за предусмотрительность, потому что хоть Таймураз Бекбулатович и честнейший человек, в карты с ним лучше не садиться, последние штаны снимет, такой он талант и гений в картах, и, когда на него стих такой находит, может с картами настоящие чудеса показывать, почище любого фокусника. Но просто так он не покажет, нет, зачем ему потенциального клиента пугать.