Учитель идет нетвердыми шагами через школьную площадку. Учитель слегка пьян. Учитель больше не будет учить. Он уже не в том состоянии, чтобы. Учитель ходил к Шефу. Он запинается, он медлит, на детской площадке, под подернутыми дымкой пригородными звездами…
Дети, пара наблюдений над состоянием опьянения (сделанных в состоянии опьянения). Феномен, свойственный по большей части взрослым. Детям, по большей части, ни-ни. А им незачем. Потому что с какой бы стати им бы вдруг захотелось снова почувствовать себя детьми… Чтобы мир стал похож на игрушку. Чтобы дурное не выглядело таким дурным. Чтобы реальность стала не так чтоб реально реальной… Его, состояния, социологические и идеологические модусы. Способ выпустить историю на волю (Гля! – а мы еще и шутим!). Предмет для эклектических штудий (может, как раз бы и заняться на досуге?): производство вин – и шампанских вин – во Франции в эпоху Французской революции. Потребление, оно как, выросло или упало?
«Сэр?»
Это Прайс. Его бледное, с немым вопросом про запас, лицо выплывает из тьмы, как изможденная луна.
«Прайс, что ты тут делаешь до сих пор, в такое время?»
«Встреча, сэр».
«Какая встреча?»
«Наше общество. Холокост-клуб – Анти-Армагеддонская Лига. Мы еще не решили насчет названия».
«И тем не менее. Кто вам эти ваши встречи разрешил? Если только Льюис…»
«Все в порядке. Мы забронировали помещение вроде как для шахматного клуба».
Он примеряется к моей походке.
«Значит, вы были у него, сэр?»
«У кого у него?»
Прайс кивает на плывущий параллельным курсом квадратик света.
«А ты, конечно, в курсе?»
«Мы все в курсе».
«Да, я у него был. По правде говоря, был и пил его виски».
«Ну – и вас уволили?»
«А ты как думаешь, Прайс?»
«Мы могли бы организовать протест, сэр. Направить петицию в вышестоящие инстанции. Написать в эту дерьмовую местную газетенку…»
«Я польщен. Однако…»
(Однако с чего вдруг такая забота? Такая солидарность? Эти экстрауважительные «сэры»? Уж от тебя-то…)
«Я просто хочу сказать, сэр, что мы все – весь класс – я имею в виду, очень сожалеем обо всем, что случилось».
«Да нет, Прайс, ты не так понял. Я не уволен. Я выхожу на пенсию».
«И. И эти – эти ваши новые уроки. Это что-то».
Истории, Прайс. Сказки.
«И нам очень жаль – насчет миссис Крик».
«Ладно, ладно. Но – ты, кстати, знаешь, что она о тебе наслышана? Я ей о тебе рассказывал. Ты как раз из тех учеников, о которых учителя рассказывают женам».
«Как она, сэр?»
Учитель не отвечает.
Мы доходим до школьных ворот. Учитель останавливается, его ведет в сторону.
«Слушай, а тебе сейчас непременно нужно идти домой, а? Они что, станут беспокоиться, где ты и что ты? Я только что пропустил три порции скотча. И у меня такое чувство, что надо бы добавить. Пойдем, составишь мне компанию».
«О'кей». (Несколько настороженно.) «Хорошо. А у него что, и вправду там целый склад бухла?»
«За это в тюрьму не сажают. Вашему директору нужен буфер, шина, протектор. Он с удовольствием сыграл бы для вас для всех роль лорда-протектора, но все дело в том, что ему бы самому… Мне, наверное, не следует всего этого говорить».
«Да, конечно… В „Герцогскую Голову“, сэр? Вы в курсе, что мне еще нет восемнадцати?»
«Ты что, Прайс, на самом деле пытаешься убедить меня в том, что ты никогда?..»
«Герцогская Голова». Тепло, и даже – с холода – немного чересчур. Фон: инструментальная партия для телешоу и игровых автоматов: клокотание космических войн, икотка фруктового покера. Столик в углу. Полупьяный учитель и школьник с лицом краше-в-гроб-кладут. Напитки: у первого большой скотч, у второго (следовало бы догадаться, что наш Прайс не преминет продемонстрировать себя) «Кровавая Мэри», маленькими глотками.
Скандально известная школа в южном Лондоне преподносит очередной сюрприз. После занятий: ребята, почему бы вам не выпить…
«Ну так и что он вам сказал?»
«Льюис? Да бог с ним, с Льюисом. Расскажи мне лучше об этом вашем… Холокост-клубе?»
«Ну, если вам интересно». Он как будто сомневается – а вдруг я подумаю, что это так, детские игры?
«Это просто идея такая. Не группа протеста, нет. Мы верим – в силу страха».
«Страха, Прайс?»
Страха?
«Протестами в нашей школе не всякого проймешь. Но вот боятся наверняка очень многие. Мы хотим повытянуть из народа все их страхи. Сказать, чтобы они их не прятали. Вытащить их на свет божий. Мы хотим сказать, чего вы стесняетесь, покажите свой страх, добавьте его к нашим».
«Ну и как же вы?..»
«Была такая мысль – начать издавать журнал. Чтобы заставить народ выговориться. Страхи. Ну, знаете, как они себе представляют конец света. Последние минуты, последние мысли, паника, что ожидает тех, кто умрет не сразу…»
Он возбужден. Очередной глоток крови.
«А знаете, что натолкнуло нас на эту мысль, сэр?»
«Нет».
«Нет? Серьезно? Тот урок. Ну, вы помните. Когда мы рассказывали наши сны…»
«Да, конечно. – (Итак, мои уроки чему-то их все-таки научили: бояться.) – Тот урок».
Он смотрит на меня.
«Знаете, мне и в самом деле очень жаль, что я мешал вам вести уроки, сэр. Что из-за меня в конечном счете заварилась вся эта каша».