— Вам двойка! Зачем я только пошёл в доктора, хотел же стать священником. Берём тот самый роковой кирпич, разламываем, превращаем в крошку и истираем порошок. Делаем из неё микстуру и поим пациента по чайной ложке три раза в день. Почему у Эдисона голова тупая-претупая и мозги размягчённые, скажите мне. Очевидно, его приласкали по башке дубиной, да так сильно, что та самая дубинушка ухнет от зависти. Только надо определится, чем его тюкнули, дубинкой или кирпичом. И мы узнаем, из чего делать микстуру.
В ответ привычное молчание.
— Потомков древних ариев вы знаете, это мы и есть. Назовите известные вам низшие расы.
— Жиды. Япошки. Негритосы. Татарва.
— Хоть чего-то я от вас добился. Определите-ка, к какой из низших рас относится Эдисон. Может быть, всё ещё хуже, чем мы думаем? Может, Эдисон… колдун?! Или демон?
Произнеся смелый вердикт, Андрей Хамфри размашисто перекрестился:
— Чур меня! Господи, спаси и сохрани!
«Сёма» не знал, стоит ли ему сбежать от греха подальше, но эскулап прервал его порыв.
— Что встали, как истукан? Доставайте ампулу со святой водой.
Интерн преломил нужную ампулу, и Эдисон утихомирился.
— Он, чертяка, гадит благородным деяниям нашей Империи.
И непредвиденно запел:
Оконные стёкла дрожали. Эскулап откланялся перед слушателем, а Эдисон даже зааплодировал, не выходя из своего беспомощного состояния.
— Видите? — со слезами умиления отреагировал начальник. — Дрессируется.
— Вы лечить его будем? — взмолился интерн.
Хамфри повертел пальцем у виска.
— У меня нет диплома. Одновременно вы слишком поспешны, молодой человек. Я вас, диких, начинаю бояться. Хинин со стрихнином не путаете? Несите ампулы с никотином да полные банки лауданума, будем делать американскому придурку инъекцию.
Заболевший Эдисон что-то да слышал. Не спрашивая разрешения, он выскочил из палаты со скоростью пули. Эскулап угрожал беглецу кулаком.
— Я его побаиваюсь. Кто позволил, дубина стоеросовая из железного дерева? Сёма, живо за ним. — Далее тот кричал. —Живьём брать колдуна и демона!
Ступни резко ударились о поверхность улицы. Ветер мерно обвевал тело пациента, пока то мчался по неприбранным, и в колдобинах, тротуарам. Погоня шла в горячей крови. Жители Столицы поражались прыти, но дорога была недолгой. Важный гость споткнулся и упал на брусчатку.
Прямо перед ним остановился кэб, где сидела перепуганная молодая девушка. Вовремя подоспевший интерн остановился как вкопанный, ибо пассажирка была довольно мила.
Кэбмену не терпелось продолжить поездку.
— Поехали же, не отвлекайтесь на клоунов. Как вас там, Мэри-Энн? Извините, фамилию запамятовал.
Интерн вежливо поклонился.
— Её зовут Мэри-Энн? Этим именем прозывают служанок.
— Главное, чтобы заплатила за проезд. Мамзель сказала, что она невеста доктора Хамфри, но тот ей не нравится. Она скрывается от суженого в кэбе, колесит по всей Столице.
— Взгляните на меня, милая барышня. Вы хотели бы познакомиться со мной? Я подчинённый этого коновала, но поймите, мне он тоже не нужен.
Девушка подняла на Симеона синие глаза.
— Я за вас заплачу, добрый молодой человек.
Сначала следовало отвести Эдисона обратно. Тяжкий труд был выполнен.
Дохтур радостно потёр руки. Затем он с той же нарочитой картавостью обратился к пациенту:
— Гомеопатия лечит подобное подобным. Вы со всей очевидностью страдаете dementia praecox[6]
.— Чем, простите?
— Не чем, а какой. Вялотекущей. Размягчение и разжижение мозга мы вылечим двадцати одной сигарой.
Сквозь незавидное состояние Эдисон расслышал известие о своей судьбе.
— Двадцать сигар? Вы очумели?
— Не двадцать, а двадцать одна.
— К чему такая точность?
— Точность никогда не бывает лишней. Точность — вежливость политиков.
Из частной клиники Томас Алва Эдисон вышел бодрячком. Табачный дым окутывал каждую клетку его тела, выходил из ноздрей и готов был прорваться сквозь барабанные перепонки. Но что-то ему не нравилось, как пить дать.
Улицу огласил уверенный крик:
— Решено, больше не буду курить! А что получится, если провести антитабачную кампанию? Неплохая идея.
Но нашему непогрешимому правительству он был намерен предъявить претензии.
— Что вы со мной сделали, разрешите полюбопытствовать? — Эдисон тщётно старался сдержать вспыльчивый нрав.
— Мы-то в чём виноваты? Вы приплыли из-за океана, к своей стране и предъявляйте претензии.
— Причём здесь моя страна?
— Вменяемые люди нашу Империю ни в чём не обвиняют, ибо не в чем. А вы слушаете инородцев и верите им. Это всё придумал Наполеон в двенадцатом году.
На его лице обрисовалась недоверчивая мина.
Через две минуты никотин выветрился из заокеанского организма. Гость Столицы вместе со взволнованным Теслой вновь пребывал в гостях у лидеров Империи. Его прочищенную голову озаряли новые идеи, за что Премьер возблагодарил Андрея Ивановича Хамфри.