Земные и небесные странствия поэта

Там коралловый шайтан живет!.. Все кишаки вокруг погибли…

Гора Кондара голая… Смерть через пять минут приходит…

Водопад нежно всхлипывает…

И вот голосок Гули, Гули:

— Алик! Алик! Аминадав! Я все эти пятнадцать лет вспоминала тебя! И ждала!..

Алик, Алик! я не рыба-форель… я не женщина-лосось, но я пришла к тебе…

И такая же нагая в Водопаде, как ты…

Но я вся алая от стыда…

Алик, Алик, только не трогай меня до свадьбы…

…Алик, Алик!.. Она укусила меня в сердце! в самое сердце…

Через пять минут я умру! Меня не спасти…

Я тогда тайно съела черешню… не послушалась пастуха… и тебя…

Алик, положи меня в Водопад и отпусти к ним… К отцу и матери моим…

Это моя последняя воля!..

Да…

Аааа…

Мне почудилось, что она рыдает в Водопаде…

Ах, как сладко рыдать в Водопаде!..

Может быть, для того водопады и стоят на земле!..

Может быть, для того Господь и поставил их…

Да и Водопад — это рыданье ледника!

…Потом ночь благоуханная горная пришла, натекла на тропы и белеющие лунные горы…

Тепло, хоть нынче поздняя осень, и на Руси уже снега-покрова лежат и ждут, когда Богородица по покровам, по первоснежью прошествует к одиноким избам, где у окон с геранями и крылечками полусгнившими ждут Её старухи блаженные и дождутся!.. И моя старуха Марфа с белой козочкой ждёт и дождётся…

А здесь, в горах ночных фан-ягнобских, божья теплынь, благодать творится блаженная…

Блаженно!..

…Я выхожу из Водопада, открываю японский огромный чемодан с шифром, вынимаю из чемодана кожаный, глухой, мотоциклетный комбинезон и кожаный мягкий шлем…

Только пальцы у меня голые светятся…

Я иду по знакомой тропе, где некогда мы целомудренно томились, обнявшись с Гулей, а потом выхожу на голую гору Кондара…

Я иду с нелепым чемоданом в руке, в нелепом, смоляном, сверкающем от луны кожаном комбинезоне…

Я иду по родным горам, словно по самому дну необъятной Вселенной…

Мне страшно от того, что ждет меня, и я шепчу слова Омара Хайяма:

…Как жутко звездной ночью!.. Сам не свой

Дрожишь, затерян в бездне мировой…

А звезды в буйном головокруженье

Несутся в Вечность! Мимо! По кривой!..

И я дрожу… На дне Вселенной…

Кто я?.. Зачем я?..

И куда я бреду?..

Зачем?..

Зачем хочу мстить?.. Зачем хочу убивать людей?..

Но ведь они убили мою мать? Мою страну? Мой нищий народ?..

Ветхозаветная ярость поднимается во мне, и русская смиренность не может победить её…

О Боже…

Я бреду по голой вершине горы Кондара…

Я сразу вижу знакомую громаду Черешни… Она спит…

Спит?.. А где тысячи коралловых эф её?..

Я знаю, что все на земле змеи спят днем, при солнце, а ночью они охотятся…

Ночью они живут…

Но не коралловые эфы, которые устали жить…

Которые хотят уйти с земли вослед за своими Царями, которых они любили, ласкали и убили…

И они виновато, как скифские жены, хотят уйти в загробье, где их ждут их Цари…

И они спят ночью, как люди…

И они просыпаются только рано утром, вместе с солнцем, а потом вновь быстро, оцепенело засыпают, замирают…

Они любят смерть больше, чем жизнь!..

И потому, едва выпустив, выманив из ползущего чрева свое живорожденное потомство, своих детенышей, Эфы тут же яростно пожирают их…

Они пожирают свое потомство, потому что они хотят преданно уйти в землю за своими Царями! потому что они не хотят здесь жить!.. да!.. они не хотят земных потомков!..

Они хотят жить там — в вечности… Они мудры, как человеки… они древней… и мудрей…

Они как великие поэты, мудрецы, цари, снежные барсы, носороги, амурские, уссурийские тигры…

Как Божьи Пророки, которые тысячи лет назад покинули Человечество — и вот Оно вынуждено сиротски оглядываться назад, где Они были живыми, дышащими, как мы, скоротечные…

Но Они — Божьи Посланники — покинули нас, и мы лишь ждем Их Второго Пришествия…

И что же мы лишь вынуждены повторять Древние Слова?..

А где же наши Пророки и Слова?..

И что же мы никогда не услышим Живого Пророка?..

И никогда не дотронемся до его живых одежд? и рук?..

Всё в прошом… всё в прошлом… есть только прошлое…

…Но вернемся к Эфам!..

Но!..

О!..

О! Я представляю чувство только что новорожденного змееныша, когда собственная мать гонится за ним по ветвям Черешни, чтобы проглотить его насмерть!.. навсегда!.. О!..

И тогда детеныш яростно бросается к огромным, малиновым, атласным плодам-ягодам-черешням, и от страха мгновенно прогрызает черешню…

И забивается, прячется в сладких, вязких, спасительных недрах плода от своей матери-убийцы, которая только что снесла, вытолкнула его из заботливого чрева своего в божий, светлый — такой соблазнительный мир! — и вот сразу! хочет! убить! его…

О Боже!..

Но ведь и безбожные жены человеческие еще во чреве, в аборте убивают чад своих, а эфы хотя бы дают им выйти в божий, сладкий мир…

И вот жены греха не дают надежды чадам, плодам своим, а Эфы дают.

Значит, Эфы-роженицы благородней иных жен человеческих?..

О, Боже!.. Куда я забрел?..

О Боже!..

И вот слепые, голодные эфы-матери бросаются и на ягоды, и пожирают их, и ищут сладких, свежих змеенышей, своих в недрах плодов…

Но не всех находят они… не всех съедают… Слишком много ягод на циклопическом Древе…

И в этом спасенье Эф, и продленье рода их… И знают, чуют они!..

Но ночью они спят…

И я знаю это…