Недавно я перечитал стенограмму тех совещаний, которые триумфом можно
назвать.
«В истории нашей советской агрономической науки, — говорил заместитель
директора Сибирского НИИ зернового хозяйства П. А. Яхтенфельд, — работы
Терентия Семеновича Мальцева являются исключительным примером единства науки
и передовой практики. Особенно ценным является то, что выводы и работы свои
Терентий Семенович выражает не в форме застывших канонов, а в виде
дальнейших исканий, постановки новых и новых вопросов повышения плодородия
наших почв и подъема урожайности». Такого же мнения были и другие ученые. И
ни одного несогласного с Мальцевым. А ведь он разрушал то, что казалось
незыблемым. Разрушал не в безлюдном пространстве, на этом «незыблемом»
сидели все, кто представлял агрономическую науку. И если он вывел эту науку
из длительного застоя, как говорили на этих совещаниях в один голос, то тем
самым и укорил ученых.
Сам Мальцев не хотел, не думал никого корить ни словом, ни тоном, ни
жестом. Да и неразумно винить человечество, что открытие не было сделано
раньше. Он хотел другого — чтобы ученые подхватили и продолжили то, что
начал он, потому что понимал: разрешение этой важнейшей задачи не может быть
делом единичного ума. Поэтому не утверждал, а спрашивал ученых, подсказывая
им, в каком направлении надо искать:
— Скажите мне, люди науки, определенно, повышают однолетние растения
плодородие почвы или снижают его?
Он, как истинный экспериментатор, все еще сомневался в том, в чем был
убежден: а вдруг найдутся факты, которые поколеблют это убеждение?
На его вопрос, на его призыв откликнулся академик Т. Д. Лысенко,
президент ВАСХНИЛ:
— Кто даст ответ на этот труднейший для науки вопрос, если не сам
Мальцев, который не только теоретически, но и практически ответил уже на
него. Он ответил на этот вопрос устойчиво высокими урожаями.
Зря вы так, хотел сказать Мальцев, направление только еще прокладывается,
и впереди очень много работы.
Понимаю, неловко было ученым. Колхозный полевод узнал о природе и ее
законах больше, чем самые эрудированные профессора. Правда, полевод этот уже
имел основательную теоретическую подготовку, так что смущать могло лишь то,
что эту подготовку получил он не в стенах института, а «самоуком». Читал,
размышлял, искал ответа на те вопросы, которые не экзаменатор задавал ему, а
сама жизнь, практика, природа и его ищущий ум. Словом, смущало, как и до сих
пор многих смущает, то, что знания его, высокая эрудиция естествоиспытателя
не удостоверены дипломами. Однако неловкость эту ученые, к их чести, в себе
одолели; слишком убедительны были доводы.
Правда, приняв безотвальную обработку почвы как агротехнический прием,
многие аграрники и философы вовсе не обратили внимания на те диалектические
законы, которые и легли в основу теории возрастающего плодородия почвы. То
есть не обратили внимания на суть открытых явлений. А может, не поняли.
Оказывается, и простые истины бывают очень трудны для понимания.
Наиболее ярко, пожалуй, это непонимание обнаружилось в трудах бывшего
тогда директором Почвенного института Академии наук СССР И. В. Тюрина,
который продолжал доказывать, что чем выше урожай, полученный с помощью
хорошей агротехники, но без удобрений, тем быстрее истощается почва. Так
что, дорогой земледелец, если будешь стремиться к увеличению урожая за счет
хорошей обработки почвы, то тебя ждет неизбежная убыль потенциального
плодородия. Что и говорить, не очень радостная перспектива. Однако
объективная ли?
Нет. И Мальцев яростно и открыто восстал против такого взгляда. Каким бы
путем ни был выращен высокий урожай (с удобрением или без него), но если он
выращен с помощью хорошей агротехники, то он не только не истощит запасы
органических веществ в почве, а еще и увеличит их. При условии, конечно,
если мы сами не помешаем этому.
Абсурд, скажет агроном, прочитав такое утверждение. Если бы земля не
истощалась, то и пары не нужны были бы, за сохранение которых сам же Мальцев
выдерживал настоящие баталии. Да и можно ли спорить против истины,
подтверждаемой практикой. Признаться, эти же доводы и я ему выставил.
— Плоха та наука, которая слепо следует за практикой, а не ведет ее за
собой, — ответил он. — Богатый травостой, а стало быть, богатый урожай
позволяет и в почве оставлять больше органических веществ, чем при скудном
урожае. Для этого нужно толково и разумно использовать пожнивные остатки,
действуя в согласии с установившимся в природе порядком. А природа самые
тучные почвы там создала, где климат благоприятнее и травостой гуще.