Чейни проснулся с жуткой головной болью — разве что желудок на изнанку не выворачивало, и на том спасибо. А воспоминания о минувшей ночи как назло врезались в память и так ясно виделись, что выворачивать едва не начинало уже от них. Чейни разлепил глаза и увидел разложенную на столе открытую аптечку. Гнойный курил, в одних джинсах сидя на подоконнике, и выбрасывал пепел в открытую форточку. За окном ветер шумел и гнул к земле ветви деревьев. Этот гул застилал слух и в нём тонули любые звуки.
— Понравилось? — хмыкнул Гнойный, протягивая руку к толстовке Генерала, висящей на спинке стула. Или к толстовке Чейни, хотя теперь она по праву могла считаться толстовкой Гнойного. В тот день, когда имена должны были быть так важны, они вдруг стали бесполезны и бессмысленны. Ветер трепал волосы, когда Гнойный натягивал толстовку на худые плечи. Повязка на его боку была новой, он сменил её сам этим утром, и вид у парня был болезненный и осунувшийся. Лицо раскраснелось — наверняка поднималась температура.
Сколько он просидел так, пока Чейни не проснулся? Почему не ушёл?
Чейни искал, что ответить, и не нашёл ничего кроме:
— То, что сказал Микки — это правда? — жалкого вопроса, который не годился даже под дешёвое оправдание.
— Правда, — сплюнул Гнойный. — Я оказался в доме по той же причине, что и Рикки. Вас ведь никогда это не интересовало. Пока мы не сделаем что-то из ряда вон выходящее, вы никогда нами не заинтересуетесь.
К горлу подступил горький комок, изнутри прошедшийся по органам колкими иглами, выпускающими с кровью горечь от невозможности что-то сделать и глупости простых мыслей об этом.
— Тебе было одиннадцать.
Чейни закрыл лицо руками.
— Мне было девять.
Гнойный потушил сигарету о ладонь и выбросил её в форточку. Он не соврал, но… В тот раз девять было не ему. Это переживал не он, а Соня. И сегодня ночью в этом теле тоже был не он, а Соня. Она терпела всё это одна, и если раньше Гнойный не мог ей помочь, то сейчас она сама не позволила ему это сделать. Выросла девочка, усмехнулся он, закрывая глаза и слушая, как чужими словами звуки вырываются наружу.
— В одиннадцатый день рождения мы познакомились с Фалленом, — говорила Соня. — Он сказал мне, что надо делать, чтобы попасть сюда.
— Проводники обычно уходят безвозвратно, но Фаллена я вытащил, — продолжил за неё Гнойный. — Он должен был исчезнуть, но хотел исчезать навсегда. И Фаллен вернулся. А третьим забрали не того. Произошла задержка в летоисчислении. И поэтому Окси сказал, что в этот раз заберут пятерых. Всё должно вернуться в цикл. Иначе быть беде.
Чейни слушал его, боясь что-либо спрашивать или вообще прерывать. Едва ли не с трепетом, вперемешку разделённым со страхом. Ресторатор вчера, должно быть, слушал его точно так же. И для него в словах Чейни, как и для Чейни сегодня в словах Гнойного, открывался свой, лежащий под поверхностью смысл.
— Я не назвал Рестору и половины контакторов, — говорил Гнойный. — Назвал лишь самых вероятных. Я не знаю, кто из них уйдёт.
— Я знаю точно, я уйду я, — Соня склонила голову, прикоснувшись горячим лбом к остывшему окну. — Другого не может быть.
Она замолчала и чтобы уничтожить неприятную паузу, Чейни спросил:
— Ты воспринимаешь это как спасение?
— Мне всё равно, со мной будет Фаллен. — Гнойный достал из пачки очередную сигарету, зажал её в зубах и поднёс к другому концу зажигалку. В руках хозяина Дома задрожал огонёк.
— А как же те, что остаются? Почему вы не думаете о них?
Эти слова его рассмешили.
— Ты так сильно хотел забыть то, что произошло шесть лет назад, что остался единственным, кто это не забыл! — воскликнул Гнойный. — Фаллен мне всё рассказал. Про тебя и про Микки. Да, вы не были знакомы, но это не помешало ему всё узнать.
Его речь переменилась холодной усмешкой.
— Хорошая из меня получилась замена, правда? — улыбнулась Соня.
— Что ты такое городишь?
— А что не так? У меня есть опыт. Не ври, что тебе не понравилось. — Её губы озлобленно скривились на мгновение.
Гнойный затушил вторую сигарету о ладонь, не успев сжечь ещё и половины.
— Как хозяин Дома, я знаю всё о том, что происходило в его стенах. А обо всём, что я не знаю, мне рассказывают зеркала. В ту ночь, когда вы все не дали мне поговорить с Фаленом, я был так зол на тебя. А ведь я уже тогда знал, что ты видишь во мне лишь замену тем, кто ушёл в тот день…
— Это не так! — возразил Чейни.
— Тогда какого чёрта после всего ты продолжаешь нежничать со мной!
В окно ударил сильный ветер и Гнойный захлопнул форточку. Мимо, сыпя искрами, на землю рухнул оборвавшийся провод линии электропередач. В комнате Чейни погас свет, погрузились в темноту коридоры и комнаты соседнего крыла. Небо затянуло непроглядными чёрными тучами, тревожно нависшими над городом.
Гнойный сплюнул на подоконник.
— В гробу я видел эту вашу осторожность, — прорычал он.