Валерий пришел в себя на рассвете. Миг пробуждения король уловил сразу же: по сбившемуся ритму дыхания, по внезапной испарине на лбу сына. И, едва Лерка открыл глаза, перед носом его оказался оставленный Вахрамеем стаканчик, и строгий голос отца велел:
– Пей!
Лера выпил, откинулся на подушку и тут только сообразил, что отец поддерживал его голову. Бледные губы тронула улыбка:
– Доброе утро, папа.
– Доброе, доброе, – ворчливо ответил Егорий. Взял ладонь сына в свои, сжал легонько. – Я не спрашиваю, как тебе спалось: после Вахрамеевых-то зелий. Если что нужно, скажи.
– Да вроде и нет, – удивленно признался Лера. – Как дела, папа? Узнали что?
– Толком ничего. – Егорий почти не кривил душой: не перечислять же смутные догадки, пусть кое-какие из них и могут привести к верному следу.
– Темнишь, папа? – в голосе принца явственно звучал упрек.
– Нет, сынок, – усмехнулся Егорий. – Ждем. Сегодня вряд ли, а вот завтра… Если к завтрашнему вечеру я не расскажу тебе, по меньшей мере, откуда и как пришел убийца и кто помог ему уйти, можешь при всем дворе назвать моих дознавателей олухами, тайную службу – растяпами, а меня – лопухом, прикормившим толпу бестолочей.
– Бестолочи и есть, – поддразнил отца Лерка. – Хотя что говорить, я и сам хорош. Сколько раз ты мне говорил, что нельзя пренебрегать доспехом…
– И сколько раз ты лишь смеялся в ответ, – кивнул король. – Думаешь, со мной было иначе? Погоди, Лера, вот дождемся, когда у тебя подрастет сын, посмотрим, что он станет говорить про доспех.
– Папа…
Король удивленно хмыкнул: показалось, или бесшабашный сынок и впрямь едва не покраснел?
– Ты жив, – неожиданно даже для себя сказал Егорий. – Веришь, сын? Я испугался. По-настоящему испугался, так, что и признаться стыдно. Хвала Господу, ты жив.
Лера сжал руку отца холодными пальцами:
– Прости. Дурак я. Папа… ты посиди со мной, ладно?
– Конечно, сынок.
– Папа, я… я давно хотел с тобой поговорить… и все никак собраться не мог. Не то чтобы боялся, но… кстати, Вахрамей где?
– Спит твой мучитель, – усмехнулся король. – И Рада спит. Говори уж.
– Знаешь, папа, – на щеках принца неровными пятнами выступил румянец, – есть одна девушка…
– Да что ты! – не сдержал улыбки Егорий.
– Ты смеешься…
– Я не смеюсь, Лер, – король все еще улыбался, причем именно той улыбкой, при которой в глазах пляшут заразительные смешинки, – я радуюсь. Слышишь, сын, ра-ду-юсь! Потому что ты заговорил о ней, когда едва не погиб, а это…
– Да, – понял отца Валерий. – Ты прав, я ее люблю.
– Так женись. Кто она, к кому сватов засылать?
Лера побелел так, что король даже испугался.
– Погоди, мой король, выслушай сначала. Будь все так легко…
И принц замолчал, не то собираясь с силами, не то просто не зная, с какого боку приступить к рассказу. В комнате повисла тишина.
– Сын, – сказал наконец король, – если бы ты сегодня не заговорил о ней, скоро это сделал бы я. Уж прости, а жениться тебе и впрямь пора. Когда мне было двадцать, ты как раз сел первый раз в седло. Так что говори. Кто она и в чем сложности?
– Помнишь ты, – Валерий хватанул ртом воздух, словно ему тяжело стало дышать, – как по весне мы ездили в Степь, к Волкам?
Король нахмурился. Уронил, молясь в душе, чтоб сын не угадал по голосу истинных его чувств:
– Такое не позабудешь.
Волки, самое сильное племя подвластной королям Двенадцати Земель части Степи. Самое сильное, самое опасное… не две, не три, а пять семей Волков кочуют по Немалой Степи: Пепельные, Снежные, Песчаные, Камышовые и Солнечные. Из всех степняков Волки ближе всех в родстве с оборотнями-вильчаками, говорят, что они тоже умеют перекидываться в зверей – и лишь потому не бегают в волчьей шкуре, что каждый день волком пьет из них год человечьей жизни. Но и в людском обличье Волки – лучшие воины Степи; и не зря, когда слишком частыми стали жалобы купцов на грабежи вдоль караванных троп, к Джейранам, Лисам и Совам король послал капитанов, а к Волкам поехал сам, да еще и наследника с собой взял. Вся честь, какую только можно оказать, и все доверие: из охраны – лишь мальчишка-порученец, пограничник, знающий степные тропы. Только так и можно убедить степняков в силе, что незримо стоит за плечами: явившись напомнить о долге с открытой спиной, бездоспешными. Зная: тонкое волчье чутье уловит твой страх, едва он родится, и тогда – берегись.
Голос Лерки дрогнул:
– Пепельных помнишь?
Король пощипал ус:
– Уж не о той ли ты зеленоглазой, что каждую ночь уводила тебя в степь, а, сынок?
– О ней.
– Не думал я, что у вас с ней так серьезно. Я ведь видел, сын, как вы прощались.
– Я тоже не думал. Даже и в мыслях не было, веришь? Кто я, и кто она? Даже не дочь вождя, обычная нахальная девчонка. Разве примут у нас такую королеву? Да все наши князья… Я ведь ей сразу тогда сказал: не записывай в женихи.
– А она?
– Смеялась. – Губы принца тронула улыбка. – Говорила: я взрослая уже, могу сама парней выбирать, хоть тебя, хоть Владку вашего, хоть на ночь, хоть на всю жизнь. Говорила, – теперь принц нахмурился, – уйдешь, плакать не стану, ты свободен, я свободна. А потом…