31 января она собственноручно написала перечень посмертных даров: «моей подруге Рейчел Ламберт Меллон… в память о проекте… Розария в Белом доме» – две индийские миниатюры, одна из которых называется «Сады дворца раджи»; «моему другу Александеру Форджеру» – экземпляр инаугурационной речи Джона Кеннеди с автографом Роберта Фроста; «моему другу Морису Темпелсману – алебастровая античная женская головка». Два месяца спустя, 22 марта, Джеки подписала последнюю волю и завещание. Главными наследниками, разумеется, стали Каролина и Джон; Ли не получила ничего, но каждый из ее детей унаследовал трастовый фонд в размере полумиллиона долларов. Среди прочих наследников она указала Нэнси Таккерман, Марту Згубин, Прови Паредес и своего дворецкого, Эфижениу Пиньейру. Из Бувье она кое-что оставила только потомкам своего кузена и крестного Мишеля, с которым сохраняла дружеские отношения. Юша унаследовал долю в Хаммерсмит-Фарм, доставшуюся ей от матери; позаботилась Джеки и о детях маленькой Джанет. Джейми Окинклосс, с которым Джеки разорвала отношения еще в конце 1970-х, когда он дал интервью Китти Келли, после чего та выпустила в 1979-м биографию Джеки, не получил ничего. Она сделала все распоряжения, чтобы дети могли продать то имущество, которое сочтут ненужным. Даже на пороге смерти она осталась озорной и ироничной. И уже «в самом конце» сказала детям: «Продавайте все. Заработаете кучу денег». Она словно бы предвидела трехдневную истерию, которая вспыхнула два года спустя, когда в Sotheby’s выставили на торги ее вещи: очередь тянулась вокруг всего квартала, люди были готовы выложить бешеные деньги, только бы получить крошечную ее частичку, точно это мощи средневековой святой. Джеки знала цену статусу иконы.
14 апреля Джо Армстронг и Карли Саймон, мать которой умерла четырьмя месяцами раньше, устроили для Джеки обед, чтобы «подбодрить ее». Как вспоминал Джо Армстронг, «она все время повторяла: “Еще четыре недели – и я снова стану собой…”». На прощание Карли вручила ей ноты новой песни, на написание которой ее вдохновила Джеки. Песня называлась «Отмеченная солнцем». На следующий день Джеки слегла. Лечение стероидами вызвало прободную язву. Джеки увезли в больницу на операцию. После выписки она изо всех сил старалась вести нормальную жизнь – например, обедала с друзьями вроде Джона Лоринга и Каролины Эрреры. Обычно они с Каролиной ходили в ресторан Mortimer’s, где Джеки всегда занимала столик в углу. «Пойдем в Mortimer’s?» – однажды спросила по телефону Каролина. А Джеки, по обыкновению заботливая, знала, что Каролина занята своим апрельским показом и до Mortimer’s ей далековато. «Вы не поверите, но, зная, что я очень занята и что мне вполне по душе Royalton, куда во время недели моды ходят все, она предложила пойти туда. “Ты уверена, что тебе там понравится?” – спросила я. “Ну конечно”, – ответила она и приехала. А ведь в тот день она чувствовала себя очень-очень плохо. Не могла есть и принесла с собой в термосе суп».
Джеки не признавалась друзьям, а пожалуй, и себе, что может умереть. Она думала о друзьях, которых любила и уже не увидит, и писала им как обычно, словно это не была ее последняя весна. Уильяму ванден Хьювелу она прислала записку: «Всего один абзац, когда мы уже понимали, что конец близок, просто сказала, как много значила для нее наша дружба. Она, как никто другой из моих знакомых, умела писать прекрасные письма».
Доктора предлагали радикальные методы, к примеру пересадку костного мозга. Обычно подобные операции пациентам старше пятидесяти не делали, но Джеки – человек спортивный, как знать… «У врачей вообще двойственное отношение к знаменитостям, – вспоминал один из друзей Джеки. – Они толком не знали, предлагать ли ей что-то радикальное или же обращаться бережно». Сама Джеки чувствовала, что продолжать лечение не имеет смысла. «Она сознавала, что дети покинули гнездо, а значит, она исполнила свой долг перед ними и теперь можно не бороться за жизнь. Она не собиралась принимать экстраординарные меры, чтобы продлить свою жизнь», – писала Эдна О’Брайен. К тому же она понимала, что уже не сможет заниматься всем тем, что дарило ей бодрость и ощущение полноты жизни, вроде скачки на лошади по просторам Виргинии. Именно о Виргинии и тамошних друзьях Джеки думала, когда 19 апреля писала строки, которые Ева Фаут назвала «самым своим любимым письмом от Джеки». Ева и Чарли вели большую кампанию против задуманного концерном Disney строительства развлекательного парка под Миддлбургом, и Джеки с жаром их поддерживала. Джеки благодарила Еву за то, что она держит ее в курсе событий, поскольку Миддлбург – место, где она была очень счастлива: «Я молюсь каждый день, чтобы у Disney ничего не вышло…» «Она умерла накануне нашей победы, – писал Чарли Уайтхаус, – она позволила нам использовать ее имя и передавала нам значительные средства, а также охотно рассказывала об ужасной стройке друзьям…»