Во дворе поселковой администрации толпились люди, согнанные сюда солдатами. Кто такие? Местные сепаратисты?
Двое бойцов его отделения окучивали прикладами какого-то парня. Тот ругался матерными словами, отказывался вставать на колени. Треснула височная кость от сильного удара. Он плюхнулся на пятую точку, тупо смотрел перед собой. Из раскроенного черепа на свежий снег вытекала темная струйка.
Мужик, засунутый в бочку, уже затих, не подавал признаков жизни. Касьян глумливо усмехнулся, пихнул стволом «беретты» торчащую ногу. Мужчина застонал. Процесс погружения в бочку наверняка сопровождался рядом переломов.
– Ты кто? В администрации трудишься? – спросил Гныш.
– Да, я вахтер. По ночам сторожем подрабатываю.
– Значит, вражеский пособник, – сделал нехитрое умозаключение Касьян и выстрелил мужчине в голову.
Уничтожать надо эту кацапскую гниль! Повстанцы УПА в сорок третьем зачищали родную землю от всяческих чужаков. Их тактика хороша и сейчас.
Он спустился с крыльца, зашагал к людям и спросил ефрейтора Синицу:
– Что тут у вас?
– Неблагонадежных пригнали, командир, – доложил тот. – Хотя кто их знает. Честно говоря, хватали всех, кто под руку попадался.
– Раз живут при сепарах и не бунтуют, значит, враги, – пробормотал Гныш. – А это кто такие? – Он кивнул на пожилую супружескую чету.
Женщина жалась к мужчине, он обнимал ее за плечи. Оба потрясенно смотрели в землю.
– В хате взяли, – пояснил Синица, блеснув прокуренными зубами. – Просто зашли поздороваться, молочка попить, все такое. Мужик какой-то из дома выскочил, к сараям дернул, только его и видели. Вот эти одуванчики в хате остались, забрали мы их на всякий случай. Они кричали: «Сережа, убегай!», как-то так.
– Понятно, пригрели гаденыша. Родственник, наверное. – Он вразвалку подошел к пенсионерам.
Они смотрели на него со страхом. Мужчина пытался задвинуть женщину себе за спину.
Касьян жег их взглядом, как судья самого сурового трибунала. Это ни с чем не сравнимое чувство, когда ты решаешь судьбы людей. Экстаз, адреналин, ощущение того, что именно ты повелитель!
– Так-так, – сказал он. – И кого это мы вскормили в своем доме, любезные? Сын, племянник, сват, брат? Якшаемся с врагами?
– Послушайте, мы с женой тут ни при чем, – проговорил мужчина. – Это дальний родственник. Мы его почти не знаем.
– Заврались, любезный, – торжествующе констатировал Касьян и побагровел. – По-украински говори! Ты в какой стране живешь, падла?
– Простите. – Мужчина растерялся. – Я плохо говорю по-украински. Мы всю жизнь на русском…
Снова бешенство хлынуло из всех отверстий. Приютили чужеземцев, пустили их на свою землю, дали им кров, работу! А они нож тебе в спину втыкают, землю отнимают, карателем называют!
Ладно, пусть так. Да, он каратель, в лучшем смысле этого слова!
Снова пошла в ход «беретта». Касьян стрелял по рукам и ногам, когда мужчина упал, истекая кровью, с наслаждением пальнул в голову. Плевать, что подумают окружающие. Он чистильщик!
Вышли на крыльцо Олесь Гунча и Денис Клычко, который снова снимал кино. Да по хрену!
Женщина упала на грудь покойного мужа, зарыдала, забилась в судорогах. Ох уж эти бабы со своими вечными истериками! Он выстрелил ей в затылок, деловито сменил обойму.
Люди во дворе притихли, лишились дара речи. Даже солдаты смотрели на него как-то озадаченно.
– Чего уставились, кретины? – взорвался Гныш. – Расстрелять всех! Неужто мне это за вас делать?!
– Касьян, а может, хватит? – неуверенно пробормотал полноватый сержант Дьяченко. – Вроде эти людишки не особо замечены в предательстве.
– Замечены! – отрезал он. – Мною лично! Всех в расход! Да быстрее, некогда нам!
Вдруг застучала в стороне скорострельная пушка. Било орудие БМД, ушедшей на восточную окраину села. Словно дирижер взмахнул палочкой, и разгорелась суматошная пальба на востоке, на севере, вроде бы совсем рядом.
Послышалось рычание. От околицы возвращалась та самая машина. Она катила по единственной сельской улице. Рядом с ней бежали солдаты третьего отделения. Они махали руками, рвали глотки. Мол, ватники! Отступаем! Их много!
– Отделение, к бою! – дурным голосом заорал Гныш. – Все на дорогу!
Схлынули гражданские, которым посчастливилось избежать расстрела. Большинство из них припустило к оврагу, на который выходила задняя сторона здания. Черт с ними!
Стрельба уплотнялась, делалась ожесточенной. Противник еще не появился в поле зрения, но был уже где-то рядом. Постукивали автоматы.
Гныш ощутил что-то вроде страха. Одно дело – расстреливать безоружных и беззащитных людей, и несколько другое – противостоять регулярным войскам. Но его готовили, он не трус!
Завелась БМД, стоявшая напротив администрации, солдаты спрятались за броню. Подошла первая, съехала в кювет, накренилась.
Командир взвода был бледен как мел, половина лица измазана кровью. Он получил ранение в ухо.
– Гныш, это спецназ! Уходить надо! – заявил лейтенант.