Жан-Жак Руссо

Однажды через полуоткрытую дверь он увидел ее бродящей по комнате. Охваченный страстным порывом, он в коридоре бросился на колени, протянув к ней руки. Зеркало его выдало. Не произнеся ни слова, не взглянув на него, мадам Базиль только выразительным жестом пальца указала ему место у своих ног. Жан-Жак, потеряв голову от счастья, одним прыжком оказался в указанном месте. Никто из них не произнес ни слова, не пошевелился. Не менее робкая, чем он, мадам делала вид, что не замечает его, — он же ожидал жеста ободрения. Шум, донесшийся с кухни, вывел их из «этого состояния — смешного и восхитительного». Молодая женщина пришла в себя, заставила его подняться; он осмелился дважды прижать ее руку к своим губам. Эта сцена больше не повторилась. Через несколько дней вернулся муж и, выслушав доклад приказчика, поторопился отослать юношу.

Добрая мадам Базиль успела к тому времени передать ему немного денег, белья, шляпу, и Жан-Жак имел вполне приличный вид. Его жилищная хозяйка сообщила ему, что некая дама хочет нанять его на работу. Легко увлекающийся Жан-Жак вообразил, что наконец-то вступает в «мир высоких приключений». Увы! Этой даме был нужен всего лишь слуга. «Таков был неожиданный результат, к которому свелись мои великие надежды».

Дама была из большой семьи савояров. Вдова графа Верселли, образованная, говорившая на двух языках — французском и итальянском, она проживала в палаццо Кавур и умирала там от рака груди. Поскольку она вела обширную переписку, она сделала Жан-Жака своим секретарем: он должен был писать под ее диктовку. Чувствительному молодому человеку было скучно записывать сухие тексты своей педантичной госпожи: «Мое сердце требовало сердечных излияний, однако при условии, что оно найдет отклик в другом сердце». Мадам Верселли же имела душу возвышенную, но холодную; она занималась благотворительностью, но лишь как христианской обязанностью, без сердечного участия. Напрасно Жан-Жак пересказывал ей свою «жалобную историю», показывал свои письма к мадам де Варан — графиня не проявляла признаков растроганности. Она должна была бы, по его мнению, «заинтересоваться молодым человеком, подающим некоторые надежды». Но это оказался не тот случай. «Она видела во мне только слугу и потому не давала мне возможности проявить себя в ином образе».

Мадам де Верселли умерла 19 декабря 1728 года. Ее племянник, граф де ла Рокка, выделил семейству Лоренцини, служившему графине в течение двадцати лет, пожизненную ренту в 200 ливров и пособие в 600 ливров — их племяннице. Жан-Жаку мадам де Верселли оставила, как и всем своим «низшим слугам», сумму в 30 ливров. Руссо надеялся на большее. Он остался при убеждении, что Лоренцини оговорили его перед хозяйкой: «Я был для них подозрительным персонажем. Они прекрасно видели, что я находился здесь не на своем месте». Откуда он это взял?

Пребывание Жан-Жака в палаццо окончилось плохо. Бесцельно бродя по дому, который постепенно пустел, он заметил серебристо-розовый бант, принадлежавший племяннице Лоренцини, и машинально взял его. Казалось бы, безделушка! Но бант принялись искать и нашли его у Жан-Жака. Растерявшись, он ухватился за первую попавшуюся соломинку: обвинил молоденькую кухарку-арабку Марион в том, что это она дала ему этот бант. Та отрицала, он настаивал. Девчушка рыдала: «О, Руссо! Я-то считала вас добрым. Вы делаете меня несчастной, но я не хотела бы быть на вашем месте».

Граф де ла Рокка не знал, что и думать. В конце концов он ограничился тем, что предоставил виновного его собственной совести. Кража была ничтожной, но она всё же марала репутацию Марион. Через 40 лет угрызения совести продолжали мучить Руссо. Он никогда не раскрывал этого секрета — ни в церковной исповеди, ни мадам де Варан, и только гораздо позже, в «Исповеди», попытался объяснить свой поступок. Оказывается, он тогда обвинил Марион, потому что думал о ней. «Я обвинил ее в том, что она сделала то, что я хотел сделать, и что она дала мне бант, потому что мое намерение было в том, чтобы дать его ей». Стыд и здесь помешал ему признаться. Он предпочел до конца упорствовать в своем малодушии.