Жара

– Приветик, лапочка! – крикнула Огаста из прихожей, вытащила ключ из замка и вошла в гостиную. Клинг сидел перед телевизором, с банкой теплого пива в руке. Огаста мимоходом чмокнула его в макушку и сказала:

– Ты не уходи. Мне надо пописать.

В телевизоре диктор рассказывал о последних событиях на Ближнем Востоке. На этом Ближнем Востоке вечно что-то происходит. Иногда Клинг думал, что Ближний Восток выдумало правительство, так же, как у Оруэлла Большой Брат выдумал войну. Если бы людям не забивали голову Ближним Востоком, они начали бы думать о безработице, инфляции, уличной преступности, расовых проблемах, коррупции в верхах и мухах цеце. Клинг отхлебнул пива. Он пообедал, не отрываясь от телевизора: телячья котлета с яблоками, горошком, соусом с приправами и лимонными оладьями. И выпил три банки пива. Это была уже четвертая. Размороженная еда была совершенно безвкусной. Клинг был крупный мужчина и уже успел снова проголодаться. Он услышал, как Огаста спускает воду в унитазе. Потом она открыла дверцу шкафа у себя в спальне. Клинг ждал.

Когда Огаста вернулась в гостиную, на ней был черный нейлоновый халат с поясом. Распущенные волосы падали на лицо. Огаста была босиком. На экране по-прежнему зудел диктор.

– Ты его смотришь? – спросила Огаста.

– Вроде как.

– А может, выключишь? – спросила она и, не дожидаясь ответа, подошла к телевизору и нажала на кнопку. В комнате стало тихо.

– Что, снова жаркий денек выдался? – спросила Огаста. – Как у тебя дела?

– Так себе.

– Когда ты вернулся домой?

– После шести.

– Ты что, забыл, что нас приглашали к Бианке?

– Мы расследуем сложное дело.

– У тебя все дела сложные! – улыбнулась Огаста.

Клинг смотрел, как она уселась на ковер перед потухшим экраном, вытянув ноги. Полы черного халата разошлись. Огаста принялась качать пресс – это была часть ее ежевечерней гимнастики. Она сцепила руки на затылке и стала поднимать и опускать туловище.

– Нам было нужно съездить к этой леди, – сказал Клинг.

– Я же тебе утром говорила про вечеринку!

– Я знаю, но Стив хотел повидать ее непременно сегодня.

– Ну да, судьба расследования определяется в первые двадцать четыре часа, – сказала Огаста. Эти слова она знала назубок.

– Ну, на самом деле это так и есть. Как прошел вечер?

– Чудесно! – сказала Огаста.

– Она все еще живет с этим фотографом – как его там?

– Энди Гастингс. Всего-навсего ведущий модный фотограф Америки.

– Я их все время путаю, – сказал Клинг.

– Энди – черноволосый, с голубыми глазами.

– А лысого как зовут?

– Ламонт.

– Ах да. С серьгой в левом ухе. Он там тоже был?

– Там все были. Кроме моего мужа.

– Ну, надо же мне зарабатывать себе на жизнь!

– Ты не обязан зарабатывать себе на жизнь после четырех.

– Человек принял смертельную дозу секонала. Нельзя же отложить это дело на неделю!

– В первые двадцать четыре часа... – повторила Огаста и закатила глаза.

– Вот именно.

– Это я уже слышала.

– Ты не возражаешь, если я снова его включу? – спросил Клинг. – Хочу посмотреть погоду на завтра.

Огаста не ответила. Она легла на бок и принялась поднимать и опускать ногу – упорно, ритмично. Клинг поставил банку с пивом, встал из мягкого кожаного кресла, в котором сидел, и включил телевизор. Когда он повернулся, перед ним на миг мелькнули темно-рыжие волосы у нее в паху – а потом ее ноги сомкнулись, и снова открылись, блеснув огненной рыжиной, и снова сомкнулись... Клинг тяжело опустился в кресло и снова взял банку с пивом. Дикторша была хорошенькой брюнеткой. Идиотски улыбаясь, перешучиваясь с ведущим, она все же наконец удосужилась сообщить неутешительную информацию: завтра температура поднимется до девяноста восьми – девяноста девяти градусов.[4] «Но ведь это же нормальная температура тела! – заметил ведущий. – Тридцать шесть и шесть!» Относительная влажность шестьдесят четыре процента. Показатель загрязнения окружающей среды – неудовлетворительный.

– Ну, что у нас еще плохого? – спросила Огаста у телеэкрана, продолжая поднимать и опускать ногу.

– А сейчас Марио Троваро сообщит вам новости спорта! – сообщил ведущий. – Оставайтесь с нами!

– Ну вот, сейчас нам сообщат о сегодняшних подвигах всех бейсбольных команд, – вздохнула Огаста. – Может, выключишь, Берт?

– Мне бейсбол нравится, – ответил он. – А куда вы ездили после вечеринки?

– В китайский ресторанчик на Бун-стрит.

– Хороший?

– Так себе.

– И сколько вас было?

– Человек двенадцать. Точнее, одиннадцать. Твое место пустовало...

– На Бун-стрит, говоришь?

– Да.

– Это в Чайнатауне?

– Да.

– В самой глубине...

– Бианка живет в Квортере, ты же знаешь.

– А, ну да, конечно.