Жара в Аномо

— Неисправимый хвастун. — Ойбор легонько взял его за подбородок, повернул к солнечному свету то одну сторону его лица, то вторую, рассматривая синяки и царапины. — Мда… простота и легкость налицо, сансей.

— Не называй меня больше сансеем, не называй, — грустно молвил отставной инспектор, — опозорил память Окамуры-сан. И перед кем спасовал! Перед мальчишкой! Ста-а-арые мы, Кими, конченые мужи.

— Важен результат поездки.

— Слушай, я бы все-таки не тянул с его арестом, пока не сбежал.

— Да успокойся наконец! Говорю тебе, он под надежным глазом. Все кончится справедливо и правильно, клянусь твоими синяками, великий и неувядающий сансей в помятом черном костюме! Главное, что вернулся живой!

Бывший инспектор улыбнулся и поправил:

— Полуживой, Кими, а сам ты не подумывал о приятной перспективе и возможности поймать пулю из-за своей затяжной тактики?

— Подумывал, — серьезно сказал Ойбор, — и стараюсь все предусмотреть, не сделать промаха.

— Ну а если вдруг промахнешься?

Ойбор сказал:

— Если не повезет, продолжит Самбонанга. Если не повезет и ему, тогда слово за тобой. Только тогда. А сейчас возвращайся к мемуарам, считай, что путешествовал за материалом для новых глав своей книги.

— А ну вас всех к дьяволу! Твори, как хочешь, я помолчу.

С этими словами отставной инспектор подался прочь, неся под мышкой сверток-трофей. Охраняя его, чуть поодаль вышагивал Самбонанга.

— Значит, договорились, — со вздохом произнес Киматаре Ойбор, проводив их взглядом. И сам поспешил в противоположную сторону.

Подходя к городскому базару, он прибавил шаг, ибо еще издали заметил крайнее возбуждение и нетерпеливость мальчишки, ожидавшего его у ограды.

"Наконец-то, — подумал Ойбор, — как хорошо, что не сбросил с себя это тряпье".

Малолетний разносчик газет сразу же потащил облаченного в крестьянскую одежду сержанта в самую гущу толпы, захлебываясь шепотом:

— Он здесь, уже давно. Куда вы все исчезли? Как мне быть? Что-то я начал бояться. Может, вы сами?

— Помнишь, как условились?

— Помню, помню, сто раз повторял про себя, а сейчас немного боюсь.

— Не волнуйся, сделаем, как условились. Со мною не бойся.

Вскоре они стояли перед торговцем.

— Верни-и-ите, — канючил подросток, — отец ру-гается-а-а.

— Вот еще! — возмущался торговец, косясь на Ойбора. — Мало ли барахла прошло через мои руки! Всего не упомнишь!

— Не о барахле речь, — грозно сказал Ойбор, — Этому паршивцу я уже оборвал уши, чтобы впредь не тащил у собственного родителя, — не глядя, он наградил мальчишку подзатыльником, — а как прикажешь поступить с тем, кто выманивает у несовершеннолетнего ценные вещи за бесценок?

— Какое мне дело! Чего привязались! — Торговец повысил и без того громкий и противный, как у вокзальных информационных радиорупоров, голос в надежде на заступническое вмешательство базарной братии, однако окружающие были слишком заняты своими заботами, чтобы реагировать на призывные вопли какого-то истеричного жестянщика. — Не знаю никаких ценностей! Я бедный человек! Уходите! Не мешайте, не то позову полицию!

— Не знаешь? — рявкнул Ойбор и схватил его за бурнус на груди так круто, что прелая шерстяная ткань затрещала и поползла.

— Зажигалка продана, — испуганно пролепетал торговец, видя, что деваться некуда.

— Кому?

— Не помню. Пусти, сумасшедший, не имеешь права.

— А ты поднатужься и вспомни. — Ойбор помахал перед его носом жилистым кулаком.

— Не помню, говорю тебе.

Тогда Ойбор помахал перед его носом крупной купюрой.

— Вспомнишь?

— Столько! — с проворством фокусника торговец шевельнул пальцами вскинутой руки, и деньги мгновенно исчезли в складках его одежды. — За столько вспомню. Уже вспомнил.

37

В дверь постучали. Даги Нгоро оторвал глаза от каракулей письменного донесения полицейского, стоявшего по стойке "смирно" посреди кабинета.

— Войдите.

С довольным видом вошел Киматаре Ойбор. Он наскоро отдал честь начальнику, прикоснувшись ладонью правой руки к сердцу, а затем тыльной ее стороной ко лбу, и выразительно покосился на окаменевшего в почтительной стойке полицейского.

— Я разберусь позже. Вызову, если потребуетесь. Идите, — сказал Нгоро полицейскому с таким жестом, каким смахивают фигуры с шахматной доски после неудачной партии.

Когда посторонний вышел, чеканя шаг, как это повелось в управлении после памятной "головомойки" старшего инспектора по поводу слабой дисциплины, Киматаре Ойбор вынул из нагрудного кармана пресловутую зажигалку и протянул ее вышедшему из-за стола Нгоро.

— Этот предмет сделал меня банкротом, гражданин капитан.

— Что это? А… нашли наконец. Та самая?

— Так точно.

— Ну-ка, ну-ка…

Даги Нгоро некоторое время перебрасывал маленькое и изящное изделие из серебра с ладони на ладонь, словно соображал, как поступить дальше, затем повертел перед глазами и произнес:

— Вот она какая, наша улика. Сделано в Гонконге… далеко…

Сержант молчал.

Нгоро вынул из ящика стола лупу и подошел к окну, чтобы рассмотреть зажигалку получше.

Он рассматривал ее, привалившись животом к подоконнику, так внимательно и долго, как, вероятно, изучает фанатичный биолог неведомую бациллу, внезапно обнаруженную в поле микроскопа.