Жара в Архангельске-2

Олива тоже легла, поджав под себя ноги, однако заснуть не удавалось. К тому же, как только Аня задремала, на телефон Оливы пришла смска от Салтыкова:

— По твоим байкам в инете выходит, что я тебя ещё и на деньги кидал? Ну ты и сучка, оказывается! Тебе ещё Майкл не высказал своё отношение к тому, что ты там понаписала, так что жди его реакции.

— А разве такого не было? Разве не кидал? Ты вспомни, вспомни! — перешла в наступление Олива, — Что, стыдно стало за свои поступки?

— А кто тебе давал право публично выставлять постельные сцены мои с Леной или с Мариной? Ты хоть понимаешь, что это клевета?! Ты знаешь, что я на тебя в суд могу за это подать? Знаешь, нет?!

«Ну всё, кажись, жареным запахло, — пронеслось в голове у Оливы, — Однако, несмотря ни на что, придётся стоять до конца…»

— Думаешь, ты меня испугал этим? — написала она ему в ответ, — Ошибаешься. Ничего ты мне не сможешь сделать, и знаешь почему? Потому что мне терять нечего.

— Я только одного не могу понять, — ответил Салтыков, — При чём тут Лена Фокина, по которой ты так жестоко проехалась в этом своём романе? При чём тут Марина Штерн, с которой меня связывают только дружеские отношения? Ты им тоже мстить собралась? За что? Ответь мне, человек, которому нечего терять.

— А сколько раз ты не отвечал мне, когда я пыталась говорить с тобой как с человеком? — парировала Олива, — Сколько раз ты игнорировал мои многочисленные попытки достучаться до тебя? Теперь и я не буду ничего отвечать тебе. Думай что хочешь.

Салтыков больше не писал. Собрав вокруг себя друзей, решал, как теперь поступать с Оливой дальше.

— Ты можешь запросто подать на неё в суд за клевету, — говорил ему брат, — Ну-ка, Саня, ты у нас юрист — что там по Кодексу полагается за подобные экзерсисы?

— Клевета, то есть распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица, или подрывающих его репутацию, — прочёл Саня, — Клевета, содержащаяся в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации…

— Во-во, как раз это самое и есть, — перебил его Игорь Салтыков, — Ну-ну?

— …Наказывается штрафом в размере до ста двадцати тысяч рублей, — ответил Саня, — Либо арестом на срок от трёх до шести месяцев.

— Для такой сволочи и этого маловато будет, — заметил брат Салтыкова, — Но у тебя, Андрюха, есть выбор: содрать с неё бабло, или же посадить сучку на полгода за решётку. И на то, и на другое есть соответствующий закон.

— Нет, брат, — помолчав, ответил Салтыков, — Не нужны мне её жалкие сто тысяч — я их могу и сам за одну халтуру заработать. Тем более, то, что я могу заработать за три дня, она не соберёт и за полгода. Если я посажу её в тюрьму — тогда она, как освободится, вообще меня публично проклянёт, и это уже будет не клевета. Кроме того, несмотря ни на что, мне жаль её. Жаль, потому что она сама не осознаёт, чего добивается этими своими действиями.

— Всех уродов не пережалеешь, — отрезал Павля, — Ты и так уже дожалелся до такой степени, что тебя публично окунули рожей по дерьму. Чего ж ты ещё дожидаешься? Ждёшь, пока она тебя застрелит в собственном подъезде?

— Ну, это уж ты гиперболизируешь…

— А по-моему, не стоит её наказывать, — сказал Саня Негодяев, — Она и так уже сама себя наказала более чем достаточно.

— Эта овца в своём «произведении» обосрала прежде всего себя. И мне похуй на неё, — добавил Салтыков, — Мне похуй на неё, вот она и бесится. И вообще, не хочу больше это обсуждать…

Между тем, утром поезд из Москвы прибыл на Ладожский вокзал. Аня и Олива, не выспавшиеся за ночь в сидячке, хмуро озирались вокруг себя в поисках Майкла. Народ, сошедший с поезда, вскоре рассосался, но Майкла на платформе не было.

— Вот тебе и раз, — озадаченно произнесла Аня, — Сейчас я ему попробую набрать. Не мог же он в самом деле не прийти нас встречать!

Аня набрала номер Майкла, улыбаясь, приставила к уху сотовый телефон. Олива стояла подле неё и видела, как медленно сползает улыбка с Аниного лица, и по мере этого ощущала, как всё сильнее и сильнее растёт неприятный холодок внутри и тоскливо сосёт под ложечкой.

— Не берёт, — уныло констатировала Аня, сбрасывая звонок.

— Набери ещё раз, может быть, не услышал…

Аня набрала ещё раз. Олива напряжённо следила за выражением её лица, но через два гудка Аня вдруг резко отняла телефон от уха.

— Ну, что?

— Скинул, — коротко выдохнула Аня.

— Как скинул?! — Олива встрепенулась до последнего нерва.

— Так, взял и скинул. Молча.

— Да уж… — ёжась, пробормотала Олива, — Ехали в Питер, ехали — вот тебе и приехали…

— А всё ты! — накинулась на неё Аня, — Видишь, до чего дошло?! Давай говори, что ты там понаписала в этой своей книге!

— Но это же всего лишь книга, — оправдывалась Олива, — Про Майкла я ничего плохого не писала, клянусь! Не мог же он из-за книги не приехать нас встречать…

— Но, тем не менее, не приехал, — сказала Аня, — И что мы теперь будем делать? Поедем обратно в Москву?

— Нет, ну зачем же…

— А как тогда? Майкл теперь не хочет нас видеть — и всё из-за тебя с Салтыковым!