Жара в Архангельске-2

Олива вздрогнула, будто её ужалили. В памяти её тут же воскрес летний день полтора года назад, эта скамейка, и эта девушка с коляской, её ровесница, бывшая пассия Салтыкова… И собственные её мечты, что скоро и она выйдет замуж и родит ребёнка. А теперь этому ребёнку уже два года, а у Оливы как тогда не было ничего, так и теперь нет…

Олива сама не знала, зачем пришла сюда. Она помнила этот дом и этот двор — полтора года назад это был её дом. Метнула взгляд на девятый этаж — да, вот они, два окна, вот он, балкон. Квартира, в которой жили они с Салтыковым, в которой столько всего произошло — квартира 87 на улице Тимме, 23-б…

Да, было лето… Какая теперь разница, что оно было — было и мхом поросло. Олива пришла сюда без какой-либо цели — точнее, не хотелось больше лежать дома, нужно было пройтись хоть сколько-нибудь, и обо всём подумать. Подумать о том, что теперь делать, и как жить дальше.

Всё слишком запуталось — это она знала. Новогодняя сказка подошла к концу, и конец этот был очевиден. Кузька с Никки по-прежнему жили в своём счастливом мирке и никого в него не пускали — у них всё было просто и ясно. Олива вспомнила, как полгода назад впервые привела Кузьку в дом Никки — привела с тем, чтобы он остался там навсегда. Теперь Кузька в Никкином доме как полноправный член семьи — сегодня пришёл с утра помогать Никкиной маме разбирать и выносить коробки с вещами для дачи, да и мама к нему уже как к зятю относится — только и слышишь: Кузь, вбей гвоздь, да Кузь, вынеси коробки… Сейчас, вероятно, они сели обедать, мама разлила по тарелкам суп — «Кузя, тебе мясо в щи положить?» Кузя, конечно, не откажется… После обеда поможет Никки вымыть посуду, убрать со стола, а потом они вместе лягут спать… И так было, есть и будет всегда — что ещё надо людям для счастья? Они любят друг друга, уверены в завтрашнем дне — с них и довольно. Олива знала точно — Кузька никогда сам не уйдёт от Никки. Тем более, Тассадар обмолвился, что он вот-вот сделает ей предложение, и Никки, конечно, скажет «да». Скорее всего, они поженятся не сейчас, а через полгода или через год — пока на свадьбу накопят, да пока Кузька диплом получит — но уж свадьба-то у них будет как у людей, с лимузином, с белым платьем. Ещё через год родят ребёнка, будут гулять в сквере с коляской, через семь лет отдадут его в школу… И всё у них понятно и определено. Отчего же им не быть счастливыми?..

Олива тяжело вздохнула. Она завидовала Кузьке с Никки, ей тоже так хотелось. Сколько раз она мечтала о том, что будет вот так же жить с Тассадаром, зная, что он никуда от неё не уйдёт, пойти с ним под венец в белом платье, а потом выгуливать во дворе с в о е г о ребёнка, с таким же ангельским личиком, с такими же пушистыми ресничками и такими же пронзительно-синими глазами как у папы…

Ладно, хрен с ним, с Салтыковым — чего уж там греха таить, она с самого начала считала его уродом и не хотела с ним быть, это потом он её к себе привязал. С Даниилом тоже о семейном счастье можно было забыть с самого начала — он не создан для семьи и брака, у него в голове смешаны все понятия и приоритеты в такую кашу, что лучше туда и не лезть. Всё проповедовал свои теории свободной любви — и где он теперь, далеко ли он уехал на этих своих теориях? Остался один как перст, никому не нужен, и, вероятно, ходит где-то отшельником, ищет себе подобных и не находит…

И Тассадар тоже… А что Тассадар? Да, прекрасный человек, даже не человек, а ангел во плоти. Кажется, небо ниспослало его ей за все её страдания. Нежный, внимательный, чуткий… И такой прекрасный, такой любимый — Олива и сама готова была бы на руках носить его, сделать всё для того, чтобы он был счастлив. Да только вот с каждым днём синие глаза его становились всё грустнее, всё реже появлялась на его красивом и печальном лице улыбка.

Горько было Оливе чувствовать, что не может она при всём своём желании сделать его счастливым. Тассадар ни разу не солгал ей, ни разу не давал обнадёживающих обещаний, она не могла упрекнуть его ни в чём — и всё же чувствовала, что нет между ними настоящего счастья. Сердце его принадлежало не ей — оно принадлежало другой девушке. Олива знала это и всякий раз подавляла в себе слёзы — сколько было пролито их по ночам в подушку, ни в сказке сказать, ни пером описать. И самое главное — винить в этом было некого.

Тассадар так и не встретился с Оксаной. Не успел — в Северодвинск она приехала всего на несколько дней, а все эти дни он провёл с Оливой. Он не мог бросить её, больную, одну — Тассадар относился к таким людям, которые жертвуют собой ради других. Оксана снова уехала в Питер, Тассадар пересечься с ней не смог, и теперь с каждым днём становился всё мрачнее, чувствуя, что засосался по горло в такое болото, что и не выберешься…

Грустный, лежал он в постели, лаская Оливу и находясь мыслями совсем в другом месте. Олива чувствовала это и старалась не лезть к нему, с болью видя, что с каждым разом он отдаляется от неё всё сильнее и сильнее.