Жаркие оковы

Монах встал, поправил сутану и с опущенной головой зашагал вдоль стены к одному из боковых выходов. Руна решительно направилась следом за ним.

— Брат? — тихо произнесла она.

— Да?

Девушка с удивлением отметила, что он был совсем молодым, а также бледным и худым — вероятно, слишком мало ел и слишком много молился. Тонзура на его голове была небольшой; гуляя по городу, Руна отметила, что чем старше монах, тем меньше волос у него оставалось. Большие водянисто-голубые глаза смотрели на девушку дружелюбно, но в то же время немного подозрительно, словно с ней было что-то не так. Когда Руна подошла к монаху вплотную, он наморщил лоб и отступил назад. Но каменная стена за спиной не давала ему сделать более одного шага.

— Чем я могу… Пресвятая Богородица!

— Меня зовут Руна Бальдвинсдоттир, и сейчас ты отправишься со мной на прогулку. И будешь дружелюбно улыбаться и молчать, иначе ты покойник. Понял?

Монах судорожно сглотнул и уставился на клинок, острие которого, казалось, вот-вот вопьется ему в бок.

— Отец Небесный, да! — выдохнул он.

11

Разумеется, его отсутствие не осталось незамеченным. На вопрос Бальдвина о том, где его носило, Роуэн откровенно признался, что был в городе — любой другой ответ прозвучал бы неправдоподобно.

«Если ты нас предал, ты об этом горько пожалеешь», — спокойно сказал Бальдвин. При этом он вовсе не выглядел обеспокоенным.

«Я вас не предавал».

На этом тема была закрыта. Бальдвин ему доверял.

И не зря. В конце концов, Роуэн не сделал ничего такого, что могло бы навредить викингам. И все же он почувствовал какую-то неловкость, когда подсел к мужчинам, которые развели небольшой костер и стали жарить свежую дичь. Сверри протянул Роуэну кусок мяса. Это была зайчатина, сухая и жесткая. Мужчины почти не говорили, каждый сидел, погрузившись в свои мысли. Бурдюк с пивом пошел по кругу; Роуэн принял его из огромной лапищи Хаакона, который, как обычно, окинул англичанина мрачным взглядом. Роуэн сделал пару глотков и передал бурдюк Сверри, которого, похоже, меньше всех смущало то, что пленник стал одним из воинов Бальдвина. В лохматой бороде викинга сияла улыбка. Сверри тоже сделал глоток, вытер пену с губ и передал пиво дальше, Халльвардру.

Внезапно за спиной Халльвардра появился Ингварр. Он нагнулся, выхватил бурдюк и начал жадно пить.

Все уставились на него — такой реакции он, по всей видимости, и ожидал.

Вдоволь напившись, Ингварр закрыл бурдюк пробкой и бросил его одному из мужчин. Затем викинг обвел своими бирюзовыми глазами собравшихся, дольше всего задержавшись на Роуэне.

— Я был в городе, — начал Ингварр, убедившись в том, что внимание собравшихся направлено на него.

«И видел меня», — понял Роуэн. Поскольку Бальдвин уже знал о его отлучке, беспокоиться не стоило. И все же англичанин ощутил неприятный зуд между лопатками, когда Ингварр медленно прошел у него за спиной.

Викинг обошел мужчин, сидевших на одеялах, в траве или на поваленном дереве, и потер тыльной стороной ладони свою аккуратно подстриженную бороду. Морской бриз играл его светло-русыми локонами. Ингварр действительно был красив, даже Роуэн не стал бы этого отрицать. Тамплиер и себя не считал невзрачным, но разве такой девушке, как Руна, не должен нравиться мужчина ее типа? «Так было бы лучше, — мрачно подумал англичанин. — Для нее, для йотурцев и для меня».

Но все было иначе.

Ингварр самодовольно улыбался. Что его так обрадовало? Роуэн знал, что Руна отправилась в Истфилд вместе с ним. Может, по дороге он сказал девушке, что станет ее мужем? Или попытался добиться от нее взаимности? Роуэн подавил желание сжать кулаки. Кстати, куда подевалась Руна? Тамплиер представил, как она прячется где-то, вся в слезах, потому что Ингварр ее обидел. Если это так, то этот викинг уже мертвец.

Роуэн попытался успокоиться. Вряд ли Ингварр способен забыться настолько, да и Руна вполне способна дать ему отпор. Возможно, она сейчас просто бродила по побережью, наслаждаясь одиночеством.

— Я был у Маккалума, — наконец, после намеренно затянутой паузы, произнес Ингварр.

Эта новость на какое-то время лишила викингов дара речи.

— У графа? — спросил Хаакон Каменный Великан, рот которого все еще был набит мясом.

Ингварр, проходя мимо него, хлопнул дюжего воина по затылку.

— А ты много знаешь Маккалумов? Разумеется, у графа. У отца Ательны. Он угостил меня пивом и франкским вином, а затем мы поговорили как мужчины.

Хаакон выплюнул то, что было у него во рту, и выкрикнул какое-то проклятье на своем языке. Корабельный плотник Горун, долговязый парень с темными космами, доходившими ему почти до середины спины, со смехом хлопнул себя по бедру. А вот Халльвардру, кажется, было не до смеха. Он провел ладонями по своему испещренному шрамами лицу, пытаясь прийти в себя.

— О чем вы с ним говорили? — спокойно спросил Сверри.

— О чем, о чем… Я потребовал, чтобы Маккалум рассказал, где находится этот монах-убийца. Окснак, бенедиктинец.

— И он рассказал тебе об этом? Несмотря на то что прежде утверждал, что не выдаст его Бальдвину?