Жаркий Август. Книга Первая

На эти вопросы не удавалось ответить самому себе.

Идиотское поведение обозленного на весь мир придурка, не способного трезво оценить ситуацию. Иначе и не скажешь.

И вся эта неудержимая ненависть показалась самому себе глупой, извращенной, недостойной. Нет, пламенной любовью, он к ней в одночасье не воспылал, но внезапно взглянул на все другими глазами.

Это что получается, для того, чтобы у него включилась голова, чтобы начал адекватно воспринимать ситуацию, надо было носом в дерьмо макнуть? Точно, ничего кроме кнута уже не действует!

Был еще один вопрос. Хотел ли он на самом деле, чтобы она его продала?

Он так настойчиво подталкивал ее к этому действию, словно не было мечты заветнее, кроме как покинуть этот дом. Действительно ли это так?

Кого он обманывает! Конечно же нет! Ему и здесь хорошо. Действительно хорошо. Только он почему-то не замечал этого раньше, предпочитая разжигать в себе огонь ненависти. Сегодня словно переключатель в голове сработал, вынуждая, наконец, открыть глаза и реально посмотреть на ситуацию.

***

Утро встретило освежающей прохладой. После ночной грозы в воздухе витал аромат сырой травы. Небо было затянуто светло-серыми ребристыми облаками, через которые пробивались тусклые солнечные лучи.

Тимур лежал на кровати, заложив руки за голову, устремив взгляд на окно, которое так и не потрудился вчера закрыть. Это была долгая ночь, изматывающая, полная тяжелых дум, сомнений, сожалений. Спал ли он? Непонятно. Вроде смыкал глаза, проваливался в тревожный изматывающий сон, из которого выныривал рывком, а часы беспристрастно показывали, что прошло всего пять минут.

Чего он только не передумал в своей голове, прислушиваясь к раскатам грома, и глядя немигающим взглядом на яркие всполохи, прорезавшие темноту грозового неба. Результат один – отвратительное настроение, тяжелая голова, а еще мрачная решимость поговорить с Чучундрой.

С досадой скрипнул зубами, осознав, что не может перестать ее так называть. Ладно, все постепенно, не сразу.

Выбравшись из кровати, поежился, в комнате было действительно прохладно. Быстро собрался, в этот раз предпочтя облачиться в темную футболку с длинными рукавами, и отправился на кухню как обычно.

Погруженный в свои мысли, механически делал привычные дела, на автомате выполняя необходимые манипуляции. Простой завтрак, без претензий на кулинарный шедевр, а большего и не надо. Ему все равно, не голодный и ладно, а хозяйке похоже хоть деликатесов редчайших предложи – не оценит, так и будет меланхолично ковыряться в тарелке, больше занятая своими мыслями, чем едой.

О, а вот и она! В коридоре послышались тихие шаги, и спустя минуту она вывернула на кухню. Сегодня это создание выглядело еще краше прежнего.

Бледнее чем обычно, под глазами темные круги, на голове извечный "бабушкин пучок". Хотя пучок – это громко сказано, так, жиденькая кочка, небрежно съехавшая на бок. Поверх привычного цветастого платья-халата она натянула выцветшую блеклую толстовку, по-видимому, когда-то принадлежавшую ее отцу. Толстовка была огромной, и тощая хозяйка в ней просто утонула, выглядя еще более убого и жалко.

Появившись в дверях, она на миг замерла, столкнувшись с ним взглядом, потом спокойно, не высказывая ни единой эмоции, направилась к столу, заняла свое место, и уткнулась носом в тарелку.

Тимур уже открыл было рот, чтобы завести разговор, но не смог даже звука из себя выдавить, потому что не знал с чего следует начинать. Вроде простые слова, элементарные, но они никак не хотели срываться с губ, звуча лишь в его голове.

Выругался про себя и отвернулся, чтобы скрыть свое раздражение. Что за напасть, то не заткнешь, а когда действительно надо – не может выдавить и звука. Казалось бы, чего проще, возьми и скажи, что нужно, но горло, словно тисками сжимают.

Она сегодня странная. Вернее, она всегда странная, а сегодня в особенности. Тим даже сначала не понял, что его так напрягло. Вроде все как обычно, но что-то не то.

Потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, в чем дело. Она была не просто спокойна, а эмоционально полностью закрыта. Ни взгляда исподтишка, ни поджатых губ, как это делалось, когда она была им недовольна, ни напряжения, вызванного его присутствием. Ничего. Сама по себе, словно его и нет рядом. Развернулся к ней лицом, уперся руками на столешницу позади себя и стал, не скрываясь рассматривать ее, нахмурив брови, и пытаясь угадать, что же у нее на уме.

Хозяйка сидела, подперев щеку одной рукой, рассеянно вычерчивая какие-то фигуры на поверхности каши, похоже даже не осознавая, что делает, рассеянный взгляд устремлен куда-то на стену.

Хотел, чтобы она оставила его в покое? Вот, пожалуйста, наслаждайся. Ей сейчас явно нет никакого дела, до того, что происходит вокруг. Мечты сбываются.