Жаркий Август. Книга вторая

Яркое солнце заставляло щуриться, поэтому непроизвольно прикрыла глаза ладонью, соорудив козырек, и побрела следом за Тимуром, уверенно идущим вперед.

Сад встретил нас ласковым шепотом листвы, одинокими птичьими голосами, а еще непередаваемым ароматом скошенной травы. Миновав большие ивовые кусты, за которыми я когда-то давно пряталась, подловив Тимура на обмане, мы очутились в начале широкого ряда плодовых деревьев.

Когда я тут была в прошлый раз, все выглядело иначе: бурьян, сухостой, нагромождение старых веток и крапива выше головы. Сейчас все разительно изменилось.

Ухоженные деревья, под которыми зеленела аккуратно постриженная трава, широко раскидали свои ветви, образуя кружевные купола. Теперь, когда не осталось мусора, можно было просмотреть во все стороны на десятки метров.

Слева от плодовых деревьев начиналась "дикая зона". Там не было упорядоченности, ровных рядов насаждений. Кусты, смыкающиеся плотными рядами, изящные ясени, зеленые шапки ив, меняющих свой цвет в зависимости от направления ветра с насыщенно зеленого до нежно-серебристого, широколистные липы, готовящиеся к цветению.

— Здесь уже чисто, — Тимур указал в сторону культурной части сада, — конечно, чтобы привести в надлежащий вид, здесь еще работать и работать. Надо бы выкорчевать совсем старые деревья. Толку от них нет, все равно сломаются во время очередного урагана. Ягодные кусты тоже проредить и пересадить на новое место. Стволы побелить. Все газонной травой засеять, чтобы она заглушила сорняки. А то придется постоянно косить. Да всего и не перечислишь. Но хотя бы так пока. Косметику навел.

Открыв рот, смотрю на эту «косметику». По мне, так здесь идеальный порядок. Но Тимур оказался перфекционистом, поэтому скептично относился к результатам своей работы:

— Оставшаяся часть сада все так же запущена. Мы с Никитой, пока он был тут, убрали основные залежи, теперь хоть пройти можно, не продираясь сквозь навалы сухих веток, поваленных деревьев, и не утопая по пояс в прошлогодней листве. Я сегодня планировал лишние ветви срезать, что бы тропинки не закрывали, — несколько раз лязгнул садовыми ножницами, — дело скучное, монотонное, так что не знаю, есть ли смысл тебе ходить со мной.

— Ничего, — отмахнулась, беспечно тряхнув волосами, — я тоже хочу поучаствовать, а то совсем обленилась. Буду тебе помогать носить ветки.

— Как знаешь, — хмыкнул он, с сомнением скользнув по хрупкой фигурке, и направился в сторону ближайшего дерева: низкорослого кряжистого клена.

Не скажу, что помощница из меня вышла золотая, но все-таки хоть немного толку от меня было. Пока Тимур срезал ветки, забравшись на дерево, я оттаскивала их в сторону, складывая в неровную кучу. Так я, по крайней мере, избавила его от необходимости отвлекаться на несколько дел одновременно.

Тим методично осматривал деревья, попадавшиеся нам на пути, и обрабатывал их, а я, как козочка, скакала рядом с ним, не давая ему снова погрузиться в свои мысли. Особо болтливой особью меня не назовешь, но сегодня я из кожи вон лезла, чтобы разговорить его. И про работу говорила, и делилась историями из своего детства, большую часть которого провела в этом доме, этом саду. Рассказывала про любимые укромные местечки, про большой мшистый камень, который служил наблюдательным пунктом, про мрачную липу, на которой у меня был удобный домик. Про семью ежей, в прежние времена живущих у ручья.

Много историй, разных. Порой детских и нелепых. И каждый раз, когда он сдержанно улыбался, чувствовала как щемит в груди от радости. Оттого, что возвращается обратно, оттого что все налаживается.

Давай, Тимур! Почувствуй, что можно быть счастливым и довольным здесь и сейчас, а не через два месяца, когда зонд дезактивируется и браслеты погаснут. Ты уже свободен. Давно. С первого дня как попал ко мне! Просто будь собой, тем самым несносным упыренышем, не обращающим внимания на рамки приличия, на ограничения. Мы с тобой за эти два месяца через многое прошли, проросли друг в друга. Не отказывайся от этого. Не закрывайся, не надо!

И он не закрывается. Почти. Иногда делает попытки задуматься, потерять связь с реальностью, но я ему не даю. Вытаскиваю из защитного кокона, вывожу на разговор, на эмоции, на что угодно.

Тимур отвечает рассеянно, но хотя бы не молчит, не уходит в себя. Я считаю это большим шагом вперед, моей победой, греющей душу.

Он тоже рассказывает какие-то вещи, но сдержанно, осторожно. Но ему сложнее, зонд не дает поведать о себе настоящем, а я уверена, что если бы мог, то рассказал ого-го-го сколько. Жизнь-то у него была буйная, насыщенная.

Мне безумно хочется пообщаться с ним на равных, без ограничений, но, к сожалению, пока это невозможно. Надо ждать, когда сдерживающие барьеры падут.

После обеда я снова увязалась за ним в сад, вызвав у него откровенное недоумение:

— Вась, тебе скучно, что ли? — с усмешкой спросил он, наблюдая за тем, как я затягиваю волосы в высокий пучок на макушке.

— Типа того, — жму плечами, — Надоело дома сидеть одной.